Сергей Михеенков - Примкнуть штыки!

Немец показал, что он – командир 6-й гренадерской роты 19-й танковой дивизии обер-лейтенант Вейсс, что их полк идёт в авангарде 57-го моторизованного корпуса, что некоторое время они были во втором эшелоне, в резерве. Потом были переведены в первый. Основные силы ушли к Износкам, севернее. Вдоль шоссе атаковал танковый батальон, который потерял много танков и бронетранспортёров и теперь отведён. В ротах других батальонов осталось меньше половины списочного состава. Корпус сейчас возвращается в район Юхнова, производит перегруппировку и готовится к наступлению.

– Он говорит, что этого наступления мы уже не сможем сдержать, – перевёл курсант.

Допрос, вопросы Старчака и ответы обер-лейтенанта тут же записывали. Старчак переспрашивал номера частей, уточнял численный состав подразделений, количество исправных танков, порядок обеспечения подвоза.

– Завтра ин Москау тшай пичь! – продекламировал немец, снова вскинув голову и улыбнувшись холодным, надменным взглядом. Видимо, он уже догадался, хотя бы по петлицам допрашивавших его, что русских войск на этой стороне Извери мало. Вот почему так свободно он говорил о потерянных танках, явно преувеличивая их количество.

– Да он над нами издевается! – спохватился один из офицеров-артиллеристов.

– Во тебе, фашист, а не чай в Москве! – сказал командир роты 108-го запасного полка и сунул под нос немцу здоровенный кулак. – Тут твоя чайная. А другой не будет. Шлёпнуть бы его, товарищ капитан, и время понапрасну не терять.

– Он нужен в штабе фронта. Что он говорит?

– Он говорит, что не фашист.

– А кто же он? Честный германский рабочий-коммунист?

– Он твердит, что не фашист.

– А почему он тогда командует ротой и ведёт её на Москву?

– Он говорит, что таков приказ командования, и он обязан его выполнить.

– Приказ командования…

Уже рассветало, когда обер-лейтенанта снова вывели из душной землянки. Двое разведчиков сопровождали его. В это время за лесом в стороне Юхнова послышались далёкие удары, и через мгновение тяжёлые снаряды с шелестом пролетели высоко над деревьями и упали в тылу, где-то на поле. Там сразу загорелся стог соломы. Встало, закачалось высокое зарево.

– Полевые гаубицы, – сказал один из разведчиков. – Сто пятьдесят, не меньше.

Следующая пара снарядов разорвалась ближе.

– Пристрелка.

– Опять…

Немец привстал. Он смотрел на запад, где уже виднелись очертания леса, поляну, уходящие в глубину, и заросшая ивняком лощина внизу, которую разрезала наискось, к мосту, чёрная полоска реки. Немец всматривался в неровную линию траншеи, которая кое-где прерывалась завалами, на затоптанный, изрытый минами и только кое-где восстановленный бруствер, за которым ниже по всему склону лежали тела его гренадеров. Русские не всех успели убрать. Вчера он потерял здесь большую часть своей роты, самых лучших солдат. С ними он воевал в Греции, во Франции и в Польше. Но нигде рота не несла таких потерь. Его солдаты всегда шли в авангарде успешно наступавшего полка. На их счету было самое большое количество побед, отличий и наград. Тут же, на этой небольшой речушке, где у противника (теперь обер-лейтенант видел это собственными глазами) нет ни сколько-нибудь основательных оборонительных сооружений, ни тяжёлого вооружения, ни поддержки авиацией и танками, – именно тут его рота попала в столь тяжёлое положение, что за несколько минут оказалась буквально вырубленой, искромсанной, как вон тот молодой лесок на пригорке.

Обер-лейтенанту стало невыносимо жаль своих солдат, своих несокрушимых, с кем он совершил дальний и трудный поход, который вот-вот должен был увенчаться вступлением в столицу противника или уничтожением её с расстояния выстрела тяжёлого орудия, как о том говорил фюрер. Сколько же драгоценной немецкой крови пролилось здесь, на этом невзрачном русском пригорке! Они, лежащие там, уже не передадут свою кровь потомству. Здесь прервалась цепь, тянущаяся с незапамятных времён в отдалённое будущее германской расы. Здесь уничтожена тайна творения. Здесь прервана пулями этих русских божественная воля и священное наследие отцов. Он указал рукой туда, в овраг, и начал торопливо говорить о том, чтобы прибрали тела, что нельзя оставлять убитых не похороненными, что они пали как воины и достойны погребения, что сейчас взойдёт солнце и тогда…

– Милитерише эрен эрвейзен!.. Эрен эрвейзен!

– Пош-шёл, гад! Милитерише… Живей двигайся, милитарист проклятый! – скомандовал один из разведчиков и с ожесточением сунул немцу в затылок холодным дулом ППШ.