Сергей Михеенков - Примкнуть штыки!

– Ну и правильно. Сейчас прокашляется и соловьём пойдёт.

Немец покачал головой:

– О, карош… Карош… русски шамгон. Мать твою…

– Ну, вот и по-русски заговорил, – подмигнул Мамчич Старчаку. – Что значит – доброе питьё и хорошая компания.

– Самогон… – проворчал Старчак. – Водка! Чистейшая, фриц! Московская! Пей, в Москве уже не придётся!

– О, я, я. Гут, Иван. Данке, – уже спокойнее заговорил немец и допил оставшееся в кружке.

– Да дайте же вы ему воды, – приказал Старчак.

Немец выпил воды и начал говорить. Курсант-переводчик торопливо поспевал за ним, иногда останавливал, подыскивая нужные слова.

Курсант-артиллерист, который тоже ходил в разведку с группой десантников, а теперь сидел напротив на гранатном ящике, сдвинул брови и вдруг выхватил из кармана шинели тяжёлый парабеллум.

– Ты что?! – перехватил его руку Старчак. – Отставить! Одурел, что ли? Нам его ещё в Подольск везти! А ну-ка, дай сюда свой трофей. – И ловко выкрутил из руки курсанта пистолет.

– Г-гад такой. Вы бы слышали, что он сказал…

– Что он сказал? Переведи.

– У, г-гад… – не унимался курсант.

Немец побледнел, выпрямился. На губах его дрожала усмешка.

– Ну, ну, успокойся. – Старчак встряхнул курсанта, похлопал по плечу. – Возьми себя в руки и спокойно переведи.

– Он сказал, что, если мы сейчас же сложим оружие, он готов вести нас на ту сторону Угры, в город, где гарантирует горячую пищу и хорошее отношение.

Все посмотрели на немца. Обер-лейтенант вскинул голову. Тонкие ноздри его трепетали, а глаза сияли решительным блеском. Всем своим видом он демонстрировал превосходство.

– Для господ офицеров, – продолжил немец через переводчика, – особый статус… особое положение… Кто не стрелял в германских солдат, тот будет допрошен, накормлен и под подписку отпущен домой, в семью, если семья проживает на оккупированной территории.

– Всё, довольно. А ну-ка, лейтенант, выводи его на свежий воздух. У кого есть фонарик? Ведите его к яме. Переводить не надо.

Кто-то из офицеров протянул Старчаку плоский сигнальный фонарик. Они выбрались из землянки, спустились по натоптанной стёжке к реке. Там, в ольхах, зияла глубокая воронка от авиабомбы. Именно в неё стащили всех убитых немцев, чтобы не запахли. Туда же подвели и обер-лейтенанта. Лейтенант-десантник подтолкнул его к краю воронки. Старчак включил фонарик и тут же выключил его. Тусклый зелёный луч скользнул по телам убитых, на мгновение выхватил из чёрного зева ямины окровавленные головы со слипшимися волосами, впалые животы, подошвы сапог со стёсанными подковками и металлическими ободками, разорванные шинели, бледные руки со скрюченными пальцами. Этого мгновения оказалось достаточным, чтобы настроение немецкого офицера сразу изменилось.

– Найн! – вскрикнул он. – Нихьт шиссен! Нихьт шиссен!

– Вот так-то… Все тут будете лежать! Вся твоя гренадерская рота! – И Старчак толкнул немца к яме. – Так что пойдём, обер-лейтенант, выпьем по маленькой. А будешь дурить, прикажу тебе на кол посадить. Ты, по всему видать, человек образованный. Может, даже из аристократов. Потомок Зигфрида Великого должен знать, как расправлялись с завоевателями восточные варвары. Переведи ему это, курсант. Всю мою лекцию от слова до слова. Переведи: посажу как вора, посягнувшего на чужое. Пусть подумает. Так и скажи: или в штаб фронта, или – на кол!

Курсант перевёл. Старчак опять включил сигнальный фонарик, направил его на лицо немца. Обер-лейтенант некоторое время молчал. Потом вскинул подбородок, обвёл взглядом своих неприятелей, что-то сказал коротко, щёлкнул каблуками и сделал едва заметный поклон.

– Он требует, чтобы господа русские офицеры, так он сказал, отнеслись к нему, офицеру германской армии, с подобающим уважением и… и тем благородством… на которое они способны…

– Ну-ну, требует он… – усмехнулся Старчак и выключил фонарик. – О благородстве вспомнил, об уважении. Видел я их благородство… на которое способны они. Под Минском. Танками давили обозы с нашими ранеными. Госпиталя, которые не успевали эвакуироваться, вырезали до последней санитарки. Это не переводи. Скажи, что его жизнь или смерть сейчас зависит от готовности отвечать на поставленные вопросы. Всё, ведите.

Теперь немец смотрел на переводчика с нетерпением и как на своего спасителя. Внимательно выслушал, покачал головой и попросил ещё выпить.

– Чего он хочет? – догадался Старчак.

– Выпить.

– Ну, вот, давно бы так.