Сергей Михеенков - Примкнуть штыки!

Непогодь и усталость всех загоняла под крышу, пусть и ветхую, но где хотя бы не лило, где можно было отдохнуть и переобуться. Человек в расстёгнутой красноармейской шинели, потемневшей от дождя, шёл размашистым усталым шагом, стараясь не ступать в лужи – видимо, берёг сапоги и силы. Что-то в нём, в его летящей походке, в том, как он нёс на плече ручной пулемёт, показалось Воронцову знакомым. «Неужели тот самый пулемётчик из взвода старшины Нелюбина, который остался у взорванного моста, чтобы прикрыть их отход? Как его фамилия… Кажется, Донцов. Донцов, Донцов…»

– Донцов! – крикнул он радостно, уже точно зная, что это тот самый пехотинец.

Донцов остановился, широко расставив ноги, мгновенно сбросил с плеча пулемёт и замер, изготовившись к стрельбе.

– Ребята! Это же Донцов! Из окруженцев!

Донцов молчал. Будто окаменев, он смотрел на курсантов. От неожиданности он не знал что делать, как поступить.

– Донцов! – Воронцов встал. – Это я, Воронцов. Ну? Неужели не признал? Вместе, в боевом охранении… Мы «максимку» таскали, а вы на другом фланге…

– А, курсант, – усталым голосом отозвался тот. – Ну, вот и добро. Значит, добрался до своих. А вы меня уже похоронили? Похоронили… А я вот живой. Где наши ребята?

– Все там, на шоссе.

– Далеко до шоссе?

– Порядочно. Слышишь, где гремит?

– А вы что тут делаете?

Донцову никто не ответил.

– Разведка, что ли? – Донцов поставил к ноге приклад тяжёлого пулемёта, внимательно посмотрел на курсантов. – Понятно. Значит, я опять один. А пожрать что-нибудь есть?

– Найдётся.

Донцов зашёл под навес, сел на опрокинутый ящик и, не убирая с коленей автомат, стал переобуваться.

– Ноги вот малость стёр. – Он вылил из раскисшего сапога чёрную воду, отжал портянку и стал снова её наматывать на ногу. – Эх, сапожки мои, спасители мои! С Белостока – третьи. Не думал я, что за одно лето столько обувки изношу. Вот сколько походить да побегать пришлось. Слышь, как тебя, Воронцов? А капитан этот, Базыленко, жив?

– Жив.

– Я думал, что ихние танки вообще ничем пробить нельзя. А они горят, как картонки! Ловко стрелял капитан. Ловко. Тук ему под санки, он и спёкся. – И Донцов засмеялся.

Воронцов снял вещмешок, распоясал лямки, вытащил банку консервов и кулёк с сухарями.

– На вот, подкрепись. И дуй вдоль реки, на север. Туда. Наши стоят на Извери. Разыщешь старшего лейтенант Мамчича или капитана Старчака и передашь, что у нас все в порядке, скоро вернёмся. – И добавил: – Если бы не ты, Донцов, лежать бы нам сейчас возле того моста…

– Дали мы им там, сволочам, по сопаткам. Банку прибери. У самих-то, видать, негусто с харчишками. А сухарика давай. Сухарик в дороге – самая еда. Представляю, какая морда будет у нашего старшины, когда я появлюсь.

– Куда ты его посылаешь? – сказал Смирнов. – Куда он пойдёт? Ты же знаешь, что дальше сосняка он не пройдёт.

Донцов насторожился:

– Вы что, ребята? Что за сосняк?

– Ладно, пойдёшь с нами, – решил Воронцов. – Пулемёт отдай Селиванову.

– Он без патронов.

– А зачем же ты пустой таскаешь?

– А куда деваться? Не бросишь же… – Донцов окинул взглядом курсантов. – Эх, ребята, не видали вы горя. На Десне раз наши так-то, без винтовок, вышли. Человек пять из роты. Где-то, дураки, побросали. Так «особняк» на берегу нашу роту построил, вывел их и перед строем расстрелял из своего пистолета. Пистолет к затылку и – тук одного, тук другого… Лейтенант наш кинулся было заступаться, а тот ему: ещё раз, мол, твои люди из боя без винтовок выйдут, поставлю и тебя мордой в овраг. Натерпелись мы страху в отступлении. – Он жадно хрустел сухарями, прижмуривался от удовольствия. – А пулемёт, товарищ командир, пускай всё же при мне будет. Он мне от земляка достался, от Кузьмы Фомина. Я у него вторым номером состоял. Похоронил я Кузьму, царствие ему небесное, в ровике присыпал. Кузьма пулемёт любил, всё, бывало, чистил его да маслом протирал. Трущиеся части, говорит, всегда, у любого механизма, должны содержаться в чистоте и в смазке. До войны механиком был.

– Как же ты от моста ушёл? – спросил его Воронцов.

– Ушёл вот… А что, уже небось помянули меня?

– Помянули.

– А я ушёл. Живой и невредимый. И с трофеем вот. – Донцов похлопал рукой по автомату. – Мотоциклистов срезал и – в овраг. Они думали, что я следом за вами побегу, а я – в овраг, в другую сторону. Они меня и упустили. А орудие-то вывезли?

– Вывезли. Ещё несколько раз позицию занимали.

– Ну, капитан! Железный мужик! Я таких ещё не видел. Вот это командир! С таким и помереть не страшно.