Сергей Михеенков - Танец бабочки-королек

– Ну что там видать? – спросил он, завязывая конец вожжей за берёзу. – Не запалили ещё ироды наши дворы?

– Гуляют, – сказал прудковский парень Иванок – так его звали окруженцы и местные.

Иванку было лет пятнадцать-шестнадцать. Он не выпускал из рук немецкую винтовку. Во время первого боя он стрелял из ружья, засев на школьном сарае. Ближе подобраться к дороге было нельзя. Не все даже знали, что он там сидит. После боя Иванок вроде бы в шутку покрикивал на прудковских мужиков:

– А вы где были, валухи? Пока я тут воевал за вас!

После первого боя он подобрал на дороге винтовку. После второго разжился патронами и несколькими гранатами. Снял с убитого немца кожаный ремень и там же, на дороге, подпоясался им. Сунул за ремень гранаты. Закурил из трофейной пачки, найденной в кармане убитого. Но кто-то из взрослых выхватил изо рта ту его, как ему казалось, вполне заслуженную сигарету и пригрозил:

– Вот придёт с фронта батька, расскажу, как ты тут мамку слушался.

Теперь Иванок нёс свою службу под началом старшины Нелюбина. Они сразу сдружились. Иванок быстро сообразил, что старшина – командир, о которых бывалые бойцы говорят: строгий, но справедливый. Понял и то, до какого края при нём можно доходить, чтобы не получить подзатыльника. А старшина всё время думал о том, как бы не натворил этот бедовый малый чего-нибудь такого, что выйдет боком не только ему самому, но и всему дозору, а то и отряду. И глаз с него не спускал, постоянно нагружая Иванка какой-нибудь работой.

– Иванок, – окликнул парня старик Худов, – ты не дознавался, чии ж хаты погорели?

– Да я, дед, три раза уже в разведку просился, но дядя Кондрат меня не отпускает.

– Ты, боец Иванок, раз винтовку в руки взял и боевое задание получил, то своего непосредственного командира должен называть соответственно. Какой я теперь тебе дядя Кондрат? Я теперь тебе, как есть по полной форме и уставу, товарищ старшина. Понятно?

– Понятно, дядя Кондрат.

Старик Худов, наблюдая за их препирательством, усмехнулся:

– Вот он, товарищ старшина, всю жизнь, с мальства ещё, такой клоп самовольный. И батька с ним мучился. Так ты, Иванок, и не знаешь, чии дворы полиция пожгла?

– Бабкин Лукерьин и соседний, Брыниных, – ответил Иванок, старательно подчищая котелок, которым он тоже разжился на Андреенском большаке.

Вскоре старик Худов уехал. Но сперва съездил к овсяному стогу, надёргал соломы, увязал воз верёвками. Иванок и старшина Нелюбин помогли ему. И только потом потихоньку, лёгкой рысцой дед погнал коня в Красный лес.

До самого вечера в деревне было тихо. После полудня санный обоз, сопровождаемый несколькими всадниками охраны, выехал из Прудков по Андреенскому большаку. А к вечеру возле пруда послышалась гармошка.

– Акулинихина гармошка, – сразу узнал её Иванок. – Дядьки Мити. Он вместе с отцом на войну ушёл. Похоронка на него пришла в конце лета.

Гармошка весело и разливисто вскрикивала на морозном воздухе. Но потом заиграла потише, и вскоре повела лёгкий и просторный вальс. Видать, инструмент перешёл в другие руки.

Ближе к вечеру, когда холодное солнце начало медленно падать в гущу Красного леса, по пути оплавляя ослепительным оранжевым светом верхушки деревьев, когда снова стало прижигать морозным низовым ветерком, старшина Нелюбин приказал дозору проверить оружие. И – словно в воду глядел.

Внизу, за полем, опять заиграла гармошка. Играла она всё громче и веселей. И вот на поле показались несколько верховых. Они подпевали гармонисту, громко смеялись.

– Видать, Ланькину брагу нашли, – сказал Иванок, поклацал затвором, разрабатывая его, и положил винтовку на камень.

– Эй, колхознички! Не стреляйте! Мы поближе подъедем, поговорить надо!

– Иванок, следи за правым флангом, чтобы там вдоль леса не обошли. А ты, Губан, левый фланг стереги, – и, отдав эти распоряжения, старшина Нелюбин крикнул в поле: – Стрелять не будем! Подходи!

Два всадника отделились от разъезда. Кони, позванивая на мёрзлом сбитом снегу подковами, легко несли своих седоков на подъём. Да и седоки сидели в сёдлах ладно, немного привстав в стременах и помогая своим коням.

– Стой! – крикнул старшина Нелюбин, остановив их в двадцати-тридцати шагах от замаскированного у дороги пулемёта. – Что надо, говори оттуда! Дальше – не позволяю!

– Знакомый голос! – крикнул один из казаков. – Не тебя ли мы в Гайдуковке возле овинов пожалели расстрелять?

– Меня! А где Авдей?