Вот и я, обозвавший себя перед водителем Москвича Виктором Анатольевичем «писателем». Я ни с кем себя не сравниваю, не пытаюсь никому подражать, не заигрываю с потенциальным читателем, буде таковой найдется, я просто есть, и я умею писать. Отчего это? Через двенадцать книг я, наконец, понял. Но тогда до этого было далеко.
Рано или поздно все становится так, как и должно быть. Мои поиски работы увенчались успехом, но предысторией моего вступления в должность сделалось предупреждение, полученное от простых россиянских парней, на плечах которых стояло все наше демократическое общество. Парни служили трудовому народу должным образом, и служили они в милиции.
Чтобы прослыть «врагом народа» достаточно стать врагом государства, а уж степень враждебности определят специально подученные для этих целей люди.
Мне нужно было со дня на день отправляться в американское посольство, чтобы получать там, или не получать там, двухгодичную рабочую визу. Ментам, выкравшим меня ночной порой с улицы, я об этом не сообщил. Иначе шансов дожить до утра у меня поубавилось бы еще. Едва первый кулак встретился с удачно подставленной под него моей головой и отозвался звоном в ушах, я вспомнил пару человек, которые такое положение вещей восприняли весьма своеобразно. Они порвали все счеты с жизнью в милицейских казематах родного города, каждый в свое время. И моего соседа по дому Сережку Иванова, и былого школьного товарища Славку Афанасьева забили насмерть простые россиянские парни, стоило последним ощутить тяжесть сержантских и лейтенантских погон на плечах.
Мне помирать хотелось не очень, но тут уж, как повезет. Руки, заведенные в наручниках назад, помогали мало, будто бы их и не было. Мои земляки для порядка по разу протянули дубинками между моих лопаток, но это, видимо, было не так интересно, и они заработали кулаками и, вероятно, ногами. Вина моя была достаточно веской, чтобы как-то ограничивать себя, поэтому ребята старались вовсю. Выкладывались на производстве, можно сказать, на все сто процентов.
Когда меня взяли, я был пьян. Вообще-то, если сравнивать с Леной, то я был очень пьян. Это все – последствия нашего ресторана, точнее, ресторанного общества. Среди завсегдатаев этого заведения с символическим наименованием «Дружба» дружественных людей встречалось мало. Все были какие-то озабоченные, и от них можно было ждать только подвоха. Даже если бы я выпил на полбутылки водки меньше, все равно мне было бы нехорошо.
Мы шли домой, так, во всяком случае, казалось мне и Лене. Но из милицейской машины лучше было видно, что мы, точнее – я, на самом деле собираюсь делать: заниматься противоправной деятельностью. А уж мне только дай такой повод – и я весь ваш, потенциальный правонарушитель.
Дурни могут задираться на нетрезвого человека от дурости своей. Или, чтобы самоутвердиться, или, чтобы снять с несчастного пьяницы деньги, золото и брильянты. Кто же, в таком случае менты? Без всякого сомнения, герои, всегда на переднем крае.
Они меня оскорбляли и хамили, когда подъехали к нам. Ну, может быть, в другом виде я бы принял это, как издержки милицейского производства, недостаток образования, отсутствие воспитания и все такое. Но я был отравлен рестораном, я был почти раздавлен его мерзким наполнением, поэтому я потерял видение этой жизни. Мое замечание о непотребном поведении служителей Закона вызвало потребное действие.
– Предъяви документы! – сказал лейтенант.
Ага, только на пьянку с собой документы и брать, а также крупные суммы денег и вообще, все ценные вещи и бумаги.
– А ты предъяви свои, – булькнул я и оказался с заломанными руками: сержант подкрался сзади и проявил себя согласно служебным инструкциям.
Лена пыталась обратить их внимание на то, что она готова меня опознать, что я – жертва несчастного случая на фоне «Дружбы», но кто же будет ее слушать! Мы уже мчались к камерам предварительного заключения, около которых в коридоре я начал изображать из себя червяка: ползать и извиваться. По-моему, у меня получалось неплохо. Менты подбадривали мою пантомиму поощрительными ударами рук и ног.
Мимо прошел толстый парень из прокуратуры, на него мое актерское мастерство не произвело никакого впечатления: он перешагнул через меня, погруженного в образ, и пошел по своим делам. Только какая-то блеклая девка с лошадиным лицом одним глазом выглядывала из-за угла, и при каждом ловком ударе по мне зрачок ее глаза расширялся.
Читать дальше