Ирина Бехталь - Очень приятно, Ниагара. Том 2

– Когда-нибудь, Ниги, вы поплатитесь за свой скверный характер и неудержимый язык. По мере общения с вами все больше убеждаюсь, что я – невероятно добрый и терпеливый человек. Но терпению тоже рано или поздно приходит конец! До свидания!

Жил когда-то давно Марк Аврелий, позволял себе философские обобщения, глядя на жизнь вокруг. А оказался прав на все времена: «Искусство жизни более напоминает искусство борьбы, нежели танца».

Наша со Стеллой античная борьба с элементами современного народного танца с переменным успехом, неконтролируемой частотой и разной амплитудой продолжала обоюдно оттачивать искусство жить.

Я стала сама готовить необходимые мне документы, не ожидая трудовых порывов коллег. Не отказывалась от «чужой» работы, при возможности помогала сотрудникам в ситуациях аврала. Умерила пыл сарказма, проглатывая рвущиеся наружу острые фразы в ответ на нелепые требования или обвинения. Энергия творчества получила новое русло, возросла автономность. Находя все новые пути самореализации, я активно участвовала в профессиональных конкурсах, писала и публиковала статьи, выступала на семинарах и конференциях, посещала курсы и учебы. И Стелла, дай Бог ей здоровья и счастья, позволяла мне это, даже поощряла.

Но никакая творческая активность, никакое признание, выраженное в дипломах и грамотах, никакие отзывы коллег о моей публичной работе и статьях не могли повлиять на уровень моего дохода и статус «отщепенца». Нерегулярно перепадающая сотрудникам премия давала мне ясно понять, что объем дополнительных выплат зависит вовсе не от качества или результатов работы. Лояльность к начальнику оценивалась в денежном и моральном эквиваленте гораздо выше, чем профессиональная успешность, сложность или интенсивность труда. Что вполне разрешено и позволено Юпитеру, совершенно неприемлемо в исполнении быка. Политика двойных стандартов существенно выбивала из колеи, задевала и даже обижала.

Укоренившись в своем кресле начальника, Грызелла, обыкновенно приторно милая, все чаще позволяла себе срывать настроение на подчиненных. Её проникновенный тон и заботливое отношение уже не могли обмануть моего восприятия. И возобновляемые Стеллой время от времени попытки «подружиться» заканчивались её же злобными посулами надлежащей кары, поскольку очевидная неискренность таких порывов вызывала во мне в лучшем случае сочувственное понимание.

Демотивирующая кадровая политика, жажда контролировать все до мелочей и попытки задавить самостоятельность в зародыше увеличивали рабочую нагрузку на саму Стеллу. Её чрезмерная увлеченность созданием интриг и выведыванием секретов поглощала массу времени. Но, даже доходя до состояния крайней усталости, шефиня гордилась своей искусственно взращенной незаменимостью, несла её как знамя победы и предъявляла всем для поклонения. Сквозь хитрую вуаль всезнания и уверенности внимательный наблюдатель мог распознать лик невеликого интеллекта и средних способностей. Впору было пожалеть эту несчастную женщину, отважно скрывающую непреодолимый страх потерять власть и должность.

Помню, как с преувеличенным энтузиазмом Стелла Игоревна прибежала ко мне после важного звонка из Министерства.

– Ниги, я вас поздравляю! Нам выпала большая честь! Министр поручил провести федеральную конференцию. Кому, как ни вам разрабатывать содержание и форму проведения?! Будем вести её вместе – вы и я. Вот, я тут написала и тему, и возможные вопросы для обсуждения, – шефиня положила передо мной стандартные листы, исписанные искаженным от торопливости почерком, – это точно ваш профиль. Больше такую работу и доверить некому.

– Это замечательно, что нашей организации поручили столь ответственное дело, – ответствовала я, – но, честно говоря, не вижу для себя никаких причин участвовать в этом, ни внутренних, ни внешних. Назовите мне хоть один стоящий мотив, обещаю, что приму его во внимание. В противном случае, – в нашем коллективе работают выдающиеся сотрудники, явно превосходящие меня по опыту, мастерству, квалификации и работоспособности, что и отражено в премиальных ведомостях и приказах на поощрение. Какое право я имею переходить им дорогу в неположенном месте?

Повисла тягостная пауза, Стелла немо застыла в одной позе, казалось, даже не дыша. Только выражение лица медленно, но верно линяло от окрыленного оптимизма до замшелого гнева. А потом ее прорвало:

– Вы просто непорядочный человек! Да, не-по-ря-доч-ный! – медленно и грозно она выговаривала каждую букву, – многие люди мне говорили, что от вас давно пора избавиться, меня предупреждали! Сотрудники правы, от вас одни беды!