Николай Старинщиков - Леший

– Не пил ба-а! – прокричала визгливо тетка Катерина. – Не порол ба-а! И жизнь была ба-а! А так ты себе зарабо-о-ташь! И меня боля не проси, чтобы прятала под подол!.. Сам думай теперь!.. Уйду завтра к Тамаре, а ты живи здесь, как хочешь!

Раздался громкий сигнал мобильника.

– Да! – крикнул расстроено Чачин. – Да! На улице Набережной, дом номер восемь! Там у них номер висит на углу, а машина стоит у него во дворе! Именно! И заперся изнутри! – И к матери: – Оставь ты меня в покое! Без тебя знаю, что мне делать и чем заниматься, училка проклятая…

Скандал набирал обороты; в любой момент из ворот мог выскочить Чачин либо его мамаша. Я быстро отошел вдоль забора в глубь улицы, часто оглядываясь, не отворились ли ворота.

«Чачин. Милый мой дружочек. Да ты, оказывается, подколодный змей. Тебя в чащобе лесной не видно было, но ты там всегда был. Ты все время там лежал под упавшим деревом и только ждал, чтобы насмерть укусить… Ты уже меня тяпнул своим кривым ядовитым зубом… Я тебе его выбью вместе челюстью и остатками мозга. Он тебе все равно теперь не нужен…»

На всех прах я пролетел парком, держа палец на спусковом крючке. «ТТ» лежал в кармане с передернутым затвором. Нужно лишь снять с предохранителя – и заказывай отпевание. Дорогой никто не встретился: у народа здесь давно отпала мода слоняться темными улицами. В парке не горело ни одной лампочки. Окна сельской администрации (бывший поссовет) были также темны. За окнами милицейского пункта стояла все та же кромешная тьма. Не стоит беспокоить Иванова по пустякам. В любом случае происшествие касается только меня – мне и разбираться. Пусть отдыхает Иванов. Потом расскажу ему об услышанном. Чачин – сука, предатель…

На стук в дверь открыла тетка Матрена. Она заметно нервничала: никому не понравится скакать с кровати в первом часу ночи, в то время как по всей округе рыщут шайки головорезов. Ведь подперли же Аннушку…

Ничего. Пусть не ругается. Кожемякин ляжет спать во дворе, в машине, чтобы им обеим было спокойнее. Так и договорились.

Дверь передо мной закрылась. Я остался один. Сон не шел в голову: днем выспался, еще в городе. Не до сна, если на твоих глазах передают секретные депеши. В городе, возможно, уже снаряжается бригада. В запасе оставалось не так много времени: с учетом расстояния до города гости должны пожаловать примерно через час, максимум – полтора, потому что завтра, они догадываются, объект может вновь исчезнуть – ищи ветра в поле. Их «дятел» сделал «наколку» – значит, надо спешить. И уже летят вольные каменщики, собранные по тревоге, на ловлю зверя. Это им даже нравится, поскольку они – команда, где действуют законы, построенные на крови…

В контейнере томилась от бездействия портативная снайперская винтовка, совмещаемая с прибором ночного видения. Оставалось надеяться, что и винтовка, и прицел, и прибор пристреляны на стенде: лишние выстрелы здесь никому не нужны.

Я открыл контейнер и, отодвинув одну из вертикальных полок, принялся вынимать из плотных гнезд узлы оружия. Несколько движений, и винтовка собрана: ствол, приклад, затвор, магазин с длинными патронами. Прицел с оптикой и прибором и, наконец, мощный, похожий на огрызок трубы, глушитель. Приличная получилась дубинка. Ею издали хлестать сподручнее. Во дворе она неудобна. Здесь хорош был бы «ТТ» с глушителем, а также «узи», переведенный на стрельбу одиночными, и тоже с глушителем, чтобы не пугать старух.

Я вышел в огород. Темная безлунная ночь овладела округой. Солнце взойдет в пять часов, а до этого будет долго лежать над лесом заря вполнакала. Совсем недавно здесь стояли белые ночи. Теперь они прошли.

На соседней улице, за двумя огородами, сиротливо белела высокая печь сгоревшего материнского дома. Там же, в стороне от пожарища, темнела баня – пожарным удалось ее отстоять.

Мундир поблескивал пуговицами, поэтому пришлось переодеваться. В тонком спортивном костюме, сетке от комаров и черной куртке я вновь вышел в огород. Надо было закрыть ворота, чтобы никто из посторонних не мог проникнуть внутрь. Вдруг я усну. Возвратившись, я запер огородные ворота изнутри на задвижку. На поленице лежала деревянная лестница. Поставив ее к стене летнего домика, я поднялся на крышу, отошел по ее отлогой поверхности к краю. До земли оставалось не более двух метров, однако прыгать не стал. Ни к чему нам эта эквилибристика. Сложил оружие у края и опустился вниз на вытянутых руках. Затем снял с крыши оружие.