Персиваль Рен - Похороны викинга

На мне лежала ответственность за этих дураков, и я должен был их спасти. Это была трудная задача, Джордж. Если я прикажу стрелять, они не выполнят приказа и тем самым станут мятежниками. Решив, что терять нечего, они пристрелят весь командный состав. С другой стороны, если я прощу назначенному гарнизону его неповиновение, то что останется от военной дисциплины!

Сержант Дюфур подошел и отдал честь.

– Они не выдержат, господин майор, – прошептал он. – Они переутомлены и одурели от пустыни… Растиньяк их герой и вождь… Они нас застрелят и все дезертируют… дайте им отдохнуть ночь… Кроме того, ночью прибудет лейтенант Сент-Андре с сенегальцами.

– Что ж, Дюфур, – прошептал я ему в ответ, – просить нам у них из милости подождать нас пристреливать, пока не прибудут сенегальцы? – И, подумав, добавил громко, так, чтобы все слышали: – Вы слишком добры, сержант. Спаги так не делают, впрочем, это не спаги, а трусливые дураки. Ладно, будь по-вашему. Я позволю им отдохнуть до восхода луны. Через четыре часа мы начнем хоронить мертвых из форта и введем гарнизон. Надеюсь, что больше некого будет хоронить. – И я поехал обратно к оазису.

Дюфур приехал через несколько минут.

– Они не пойдут в форт, – сказал он. – При луне они будут больше бояться, чем сейчас.

– Делать нечего, сержант, – отвечал я. – Если они послушаются до прибытия сенегальцев, то все будет в порядке. Если после четырех часов отдыха они взбунтуются, то ответственность за бунт не будет лежать на мне. Я сделал все, что мог, чтобы их спасти…

– Я вас пробую спасти, господин майор, – пробормотал Дюфур.

Я похлопал его по плечу и попросил прислать мне несколько солдат из отряда. Выбрать наиболее влиятельных людей. Я переговорю с ними и попробую показать им, чем такой мятеж окончится, укажу им на героизм и дисциплину, проявленную мертвыми. Потом пошлю к их товарищам и буду ожидать результатов.

Ожидая прибытия вызванных солдат, я с грустью размышлял о той пропасти, которая отделяет офицера от солдата в нашей армии. Наши солдаты слишком хорошо знакомы со своими унтер-офицерами и слишком плохо с нами. Мы совершенно ими не интересуемся и не знаем их в лицо. Зато унтер-офицеры стараются и почти всегда держат себя всемогущими тиранами. Мое положение было особенно плохо. Я даже не был офицером их легиона и не имел на них никакого личного влияния.

Солдаты прибыли, и я с ними поговорил. Попросил их повлиять на своих товарищей. Я, конечно, не говорил им о том, что случится, если отряд откажется стрелять по своим, и не пугал их винтовками сенегальских стрелков. Но я просил их подумать обо всех возможностях и надеялся, что они сами вспомнят о сенегальцах. Когда они собирались уходить, мне вдруг пришла в голову новая мысль. Надо уговорить их пройти со мной в форт и лично убедиться, что бояться нечего.

Вернувшись, они, наверное, будут хвастаться перед своими товарищами и этим разобьют суеверное настроение, созданное Растиньяком. Послушав их, каждый решит, что он ничем не хуже и дело будет сделано. Я не буду упрашивать их пойти со мной в форт. Я просто предложу им, лучшим солдатам, посмотреть на достопримечательности форта, пока форт не убрали.

– Подождите, – сказал я. – Может быть, среди вас найдутся люди такие же храбрые, как трубач? Достаточно храбрые, чтобы войти со мной вместе в пустой форт?

– А где трубач? – пробормотал кто-то из группы, и вдруг я услышал совершенно неожиданную реплику, произнесенную шепотом по-английски: «Бедди, я хочу увидеть живое привидение». Затем ответ, тоже шепотом: «Дело, Хэнк, я хочу увидеть дух старика Броуна».

Два солдата вышли вперед и отдали честь. Они резко отличались друг от друга. Один был огромного роста, а другой – меньше пяти футов. Но лица у них были одинаковы: сухие, с крупным носом, ртом как прямая щель, вырубленными топором скулами и подбородком. Судя по серым глазам – северяне. По речи – американцы.

– Хотите осмотреть форт? – спросил я.

– Так точно, – ответили оба как один.

– Неужели у нас в легионе нет храбрых французов? – спросил я остальных. Один из них, тяжелый гасконец, вышел вперед и отдал честь. Тогда начал действовать стадный инстинкт. Все до одного заявили о своей готовности идти. Это было удачей. Но тут я вспомнил об убитом коменданте. Этого они не должны были видеть. Мне нужно было пройти вперед, вынуть штык из его груди, покрыть ему лицо и сделать вид, что он был убит туарегами вместе с остальными.

– Ладно, – сказал я. – Вы пойдете со мной в форт и увидите такое зрелище, какого никто не видел. О нем вы сможете рассказывать вашим внукам, качая их на колене.