Иоасаф Любич-Кошуров: В Маньчжурских степях и дебрях

Опять в нем закипела злоба… Храпенье Семена его раздражало… Несколько раз ему хотелось крикнуть Семену что-нибудь обидное, выругать его… Ненавистно ему было и то, что Семен лежит так спокойно, и самая поза, которую принял Семен, была ненавистна…

Как растянулся…

Голые ступни ног выставились кверху… От мозолей на пятах — твердая желтая корка, точно к пяткам прилип воск.

На полу стоят его сапоги, большие на сборках. Грязные портянки висят на сапогах…

Спит себе все равно как на печке в деревне.

Небось, и сон какой-нибудь видит… Небось хороший сон…

Ишь, зачавкал губами…

Ох, Господи, Господи!..

Медведь вдруг завозился, открыл глаза, поднял голову и потянул носом…

Петька приподнялся на локте.

Что он, чует что-нибудь?..

Он поглядел на медведя… Ноздри у медведя так и ходят— точно их ветром раздувает изнутри… Шерсть на загривке поднялась…

Вот он привстал на передние лапы…

Потом как-то боком поднялся совсем, на все четыре ноги.

Точно что-то заклокотало в его мохнатой груди.

Вверх смотрит…

Блеснули белые зубы… Щеки около зуб сморщились над клыками… Точно судорога пробежала вдоль губ… Морщины стали резче; губы над клыками вздернулись… Два клыка выставились из-под них… Ярко закраснели десны…

И опят глухо-глухо угрожающим звуком заклокотала богатырская грудь…

В землянке внезапно потемнело… Сверху посыпалась земля…

Петька поднял голову и прямо над собой увидел в окошке большую круглую голову…

Два глаза блеснули ему сверху, как два зеленых круглых стеклышка.

Петька вскочил и бросился в противоположный угол. Он прижался в углу к стенке крепко, плотно всем телом; даже ладони прижал, широко растопырив пальцы…

И, подняв голову, он смотрел вверх, не шевелясь, не двигаясь, почти не дыша…

— Дяденька!..

Он повернул голову в сторону койки, и его взгляд упал на висевший на стенке карабин…

Почти не помня себя, он схватил карабин, открыл затвор, выкинул стреляную гильзу, вставил новый патрон и опять задвинул затвор.

Карабин сверкнул ему в глаза своим наполированным затвором, и этот блеск словно подсказал ему, что нужно делать…

Словно электризовал его.

Он поднял карабин и прицелился…

Вон эта голова страшного зверя… Прямо между глаз стала тоненькая мушка…

Он совсем перестал дышать, повел спуск и потом нажал на него.

Гулко хлопнул выстрел.

Землянка наполнилась дымом… Дикий рев был ответом на выстрел.

Потом все стихло…

Только медведь глухо рычал и царапался в дверь.

— Васька назад! — крикнул вдруг Семен, поднимаясь с койки.

Он поглядел на Петьку и сказал:

— Подранил…

И закачал головой.

— Эх, ты…

— А разве вы не спали?

— Стало, проснулся…

— Чего же вы…

Петька не договорил… Он подумал, что, пожалуй, Семен, обидится, если он попрекнет его, зачем он не стрелял, когда видел зверя.

Семен сел на койке, свесив ноги.

— А ты чего лез — заворчал он — когда тебя не спрашивали… Шкуру только взодрал ему на затылке.

Петька хотел было возражать, но промолчал опять.

Он сообразил в эту минуту, что стрелял по тигру не разрывной пулей… Верно, он перепутал патроны… Густой дым продолжал еще клубиться в землянке, черный, смрадный… А патроны с разрывными пулями были у него снаряжены бездымным порохом…

Медведь продолжал ворчать и царапаться в дверь.

Несколько раз он поднимался на задняя ноги и, опершись о дверь передними обнюхивал ее, водя носом по доскам.

Семен крикнул на него еще раз:

— Васька, назад!

Медведь поворотил к нему голову.

— Назад! — крикнул опять Семен и топнул босой ногой по полу.

Медведь тяжело улегся на прежнее место возле двери. Но он не спускал глаз с двери и от времени до времени с шумом втягивал через ноздри в себя воздух.

Семен стал одевать сапоги.

— Дяденька, — окликнул его Петька.

Натягивая сапоги за ушки Семен глянул на него снизу-вверх, не поднимая головы исподлобья одним глазом.

— А?

— Стало, она тут еще, тигра.

— Известно, туто…

Семен натянул сапог совсем, встал и притопнул им по полу, согнув спину и продолжая держать за ушки.

— В кустах, небось!

— Под дверью лежит.

— Под дверью?

— Теперь хоть до вечера сиди тут, не уйдет, — сказал Семен, опять сел на койку, разостлал с краю на койку портянку, поставил на нее ногу пяткой в один угол, а пальцами в другой, и стал обертывать портянку вокруг ноги. Потом сунул ногу в сапог, охватив ее левой рукой возле щиколотки.