Подойдя, ещё раз прислушался.
– Открывай, Ванечка, это я, Кормчий! – раздался голос рядом с улицы.
– Сейчас, мигом, – ответил человек и отодвинул щеколду.
Дверь открылась, и в прихожую вошёл полноватый мужчина пожилого возраста. По виду гостя, одежде и золотой цепочке от карманных часов, свисающей сбоку, можно было сделать вывод, что он достаточно богат и обеспечен. На его высокомерном, но несколько женоподобном и обрюзгшем лице отражались забота, сострадание, искреннее внимание и неизвестные опасения.
– Ты один, милый Ванечка? – уточнил вошедший мужчина, назвавший себя Кормчим.
– А кому у меня ещё быть? – вопросом на вопрос ответил хозяин избы.
– Записку я получил, только сразу приехать не смог. Пойдём внутрь избы, расскажешь, что с тобой стряслось, какая хворь тебя настигла, – сказал мужчина и прошёл в избу.
Как только гость повернулся спиной к Ванечке, мимика на его лице сразу изменилась. На смену заботе и состраданию пришло брезгливое и пренебрежительное выражение по отношению к хозяину дома.
– Страшно мне, и болит всё, не смерть ли меня ожидает из-за этой кражи, наказал меня Господь за неправедное дело, – заявил Ванечка, закрыв щеколду и вяло следуя за гостем.
Гость, не отвечая на вопрос, вошёл в залу избы, встал на колени напротив красного угла с иконами и картинками святых и начал что-то беззвучно шептать, осеняя себя крестным знамением.
Затем он встал и, посмотрев на хозяина избы, тихо заявил: «Не волнуйся, Ванечка, не переживай, милый мой голубь. Наши образы не оставят тебя в беде, верь им. Ложись в постель, рассказывай о беде».
Больной медленно и дрожа прошёл по комнате и лёг на деревянную кровать, укрывшись одеялом. На его лбу появился обильный пот. Кормчий присел рядом с лежащим в изголовье, на табурете, в глубоких раздумьях.
– Говори, Ванечка, что случилось, милый мой, внимательно слушаю тебя, – заявил гость, вытирая пот со лба больного полотенцем.
– Батюшка Кормчий, что со мной? Почему я так плохо себя чувствую? Внутри всё жжёт как адский огонь, о котором ты рассказывал на радениях. Ноги и руки отказывают, голова разрывается. Ты же обещал, что этот порошок мне ничего дурного не сделает! – задал вопрос Ванечка в некоторой истерике.
– Не волнуйся, Ванечка, не переживай, милый. Наши образа помогут тебе, в них большая сила. Молись батюшке-искупителю Кондратию и верь в хорошее, сам не заметишь, как всё пройдёт. Помни наставления искупителей, только через труд и страдания можно к вечному счастью прийти, – заявил гость, встал и поклонился углу избы, где находились изображения.
– Плохо мне, Кормчий, не помогают образа. Боюсь умереть. Врача бы мне?
– Ты, Ванечка, не болен, просто переживаешь. Это всё у тебя от нервной горячки. Дело ты сделал нужное, для общины полезное, вовек тебя наши братушки не забудут, – ответил человек, внимательно наблюдая за больным.
– Скажи мне, Кормчий, зачем тебе эти бумаги, для какого дела? – уточнил Ванечка, судорожно облизывая обезвоженные губы.
– Для великого дела они нужны, Ванечка. С этими бумагами мы наше время приблизим, наши враги станут друзьями, а друзья – слугами нам. Появится армия в сто сорок четыре тысячи праведников и сотворит справедливый суд над грешным миром. Верь в это, не сомневайся, – ответил Кормчий.
– Верю! Однако доктор заводской приходил, присылали его с завода. Сказал, что болен я, только чем – не сказал. Обещал аптекаря прислать с настойками и лекарствами, помощь обещал. Что скажешь, Кормчий? Как мне быть? – задал вопрос больной, страдальчески заглядывая в глаза сидевшему возле него человеку.
На безбородом лице гостя ничего не отражалось, ни малейшей гримасы жалости или сострадания. Глаза Кормчего пытливо наблюдали за больным, как будто бы пытались оценить и определить, сколько же ему осталось жить на этом свете.
– Доктор, говоришь, приходил. Смотри, не давай ему себя полностью осматривать, помни о своей тайной печати. Я тебе нашего доктора приведу, общинного, вот он тебе и поможет, а заводского даже на порог больше не пускай. Аптекарю тоже не открывай, все они грешники. Только вред тебе принесут, милый мой Ванечка, – ответил Кормчий.
Вид его был задумчив. На лице на секунду появилась гримаса страха, которая немедленно сменилась на выражение лицемерной любви и заботы.
– Ох, батюшка Кормчий, как же хочется верить твоим словам. Не обманываешь?
– Как можно, Ванечка! Я же тебя с детства знаю, мы же родственники. Я твоим родителям обещал заботиться о тебе! Неужто ты не веришь? Да и слово учителей-искупителей наших спасёт тебя, я верю в это. Ты же печать очищения на себе носишь, она тебя от всякой болезни и горя спасёт. Блажен муж, не сделавший беззакония своей рукою, а дети прелюбодеев, как и семя беззаконного ложа, исчезнут, ибо ужасен конец неправедного рода. Верь, Ванечка, и спасёшься! – заявил человек, называемый Кормчим.
Читать дальше