Поль Монтер - Трясина

– Вот паршивец! – шипел Креспен. – Ты и так достаточно просидел на одном месте. Если твой зад слишком отяжелел, я мигом позову Силача, чтобы он помог тебе его приподнять. Мне самому от души жаль девчонку. Но вряд ли ей поможет твоё сопливое участие. Давай-ка, умой свою нахальную рожу, да надевай костюм для представления. Пара монет за наши трюки принесёт Ангелочку куда больше пользы.

Марсель горестно вздыхал, но ведь Креспен прав. Хозяин истратил деньги на лекаря для Мухи. Их выступления и без того стали короче некуда. Оливия не может балансировать на ветру и в придачу её обольстительным ножкам, на которые так откровенно таращатся и простые горожане, и сеньоры, грозит примёрзнуть к канату. Или чего доброго, блестящий от тонкого слоя льда канат и вовсе станет причиной гибели юной красотки. Теперь ей придётся вместо Катарины бродить в толпе со шляпой. Хмурый Ксавье еле скачет, опираясь на самодельные костыли. Остались только Колен, Силач да Папаша Ястреб. Ну а короткое выступление не сулит щедрой оплаты. И все решили отказаться от ужина, лишь бы набрать денег на лекаря для несчастного Ангелочка.

Однако визит важного господина Рене Мелюара окончательно поверг всю компанию в унылое отчаяние. Малышка Кати очень плоха. Если она переживёт эту ночь, стало быть, Господь проявил милость. Но после ей непременно надо достать хорошей еды. Крепкого бульону, курятину и непременно приличного вина, что разгоняет кровь. Да и не позабыть всыпать в него корицы. И конечно, уложить девочку на тёплую перину и беречь от сквозняков.

Силы небесные, на это надо уйму монет! Им сроду столько не собрать! Да возьмись они выступать с утра и до поздней ночи, и то вряд ли осилят хотя бы четверть назначенного лекарем. Марсель закусил губу, стараясь сдержать слезинки, что подступали к глазам.

– Ну, вот что, – хмуро бросил Папаша Ястреб. – Я могу заложить кинжалы. Другого выхода нет.

– Вы ума лишились, Креспен?! Вы вовсе оставите нас без представлений. Мы не спасём Ангелочка и вдобавок протянем ноги сами.

– Пожалуй, я наймусь к булочнику таскать мешки с мукой, – задумчиво покусывая усы, произнёс Силач.

– У него есть, кому выполнять эту работу, – обречённо кивнул Колен. – Да и платит он всего по полтора су за мешок.

– Ах, чёртова хромая культя! – крикнул Муха, отшвыривая костыль. – По мне, так я готов забраться в чужой амбар и стащить хотя бы полдюжины кур или индюшку! Но как быть с подпорками, что мешают мне перемахнуть через ограду?

– Я пойду с тобой! – пылко воскликнул Марсель. – Ты станешь караулить снаружи, а я полезу в амбар, не сомневайся, Лиза, я умею обращаться с птицей. Мигом наполню мешок. А Муха подаст мне знак, если хозяева учуют неладное.

– Ну хватит! – резко бросила Оливия, что прежде сидела молча, кутаясь в тонкую шаль и с жалостью поглядывая на лежащую в забытьи Катарину. – Если вас поймают на воровстве, то какой бедняжке прок от ваших подвигов. Малышка останется без помощи, а вас, упаси Господь, сошлют на каторгу или вздёрнут на площади. Я сама постараюсь раздобыть деньги, по крайности, эту никому не принесёт вреда, – она решительно встала и, поправив причёску, торопливо метнулась к сундучку, где хранила остатки пудры и крошечную мушку, что клеила над верхней губой.

– Оливия… – робко пробормотал Колен, покраснев до самой шеи.

– Заткнись! – грубо процедила девушка. – Если я могу спасти девчонку таким способом – это уж моё дело.

Марсель удивлённо окинул взглядом мужчин, но те сидели, опустив головы, не произнося ни слова.

Оливия вернулась спустя два часа. Её накидку совсем запорошило снегом, а подол юбки успел заледенеть. Девушка молча протянула Лизе кошель и опустилась на лавку, вяло уронив руки на колени. Глаза её были пусты, волосы растрепались. Толстые губы Красотки задрожали, она присела рядом с застывшей Оливией и взяла её за руки.

– Не знаю, как и благодарить тебя! До последнего часа я буду поминать тебя в молитвах, и если Святые смилуются и сохранят жизнь Ангелочку, накажу и ей всегда молить за тебя Пресвятую Деву.

– Оставь Лиза, – вяло кивнула девушка. – Лишь бы девочка поправилась. Молись лучше за неё. Кати – невинное дитя, Святые наверняка сами знают, на кого тратить милость. Какое им дело до потаскухи, – с горечью добавила она.

– Не говори так, Оливия! – горячо воскликнула толстуха. – Спасение жизни может оправдать любой грех! Разве ты не помнишь о Марии Магдалине? Ведь сам Господь простил её.