Робин Каэри - Купидон на вишне. Большой переполох в Лувре

– Господа! Будьте любезны, извольте впустить королевского посланника, – произнесла она, поприветствовав кивком головы де Виллеруа и его эскорт.

Полный достоинства тон мягкого голоса этой почтенной дамы заставил швейцарцев немедленно подчиниться её просьбе. И немудрено! Ведь это была Мари-Луиза де Ланнуа герцогиня де ла Мот – первая статс-дама двора её величества королевы!

Маркиз с важным видом вздёрнул подбородок вверх и во главе своего маленького отряда прошёл мимо швейцарцев, сделав несколько шагов навстречу к герцогине.

Мадам де Ланнуа внимательно посмотрела в лицо мальчика и жестом руки поманила его к себе, сделав знак сопровождающим его гвардейцам остановиться и ждать возле колонны.

– Итак, сударь, теперь доложите обо всём, как полагается. К кому у вас поручение от короля?

Прежде, чем заговорить, Франсуа с почтительным видом снял шляпу, украшенную пышным плюмажем из страусовых перьев.

– Настоящее произведение искусства! – не удержался от восхищённого вздоха один из придворных щёголей, наблюдая за этой сценой.

Шляпа маркиза и в самом деле представляла собой любопытный образчик галантерейного искусства. Её широкие поля были чуть загнуты вверх и скреплялись брошью с правой стороны. Будучи по размеру точь-в-точь по голове мальчика, тем не менее, эта шляпа не отличалась от настоящих головных уборов взрослых кавалеров и даже превосходила многие из них изяществом линий и дороговизной отделки.

В умении ловко кланяться и отдавать честь троекратным взмахом шляпой перед собой маркиз де Виллеруа не уступал самым галантным кавалерам двора, что и продемонстрировал, склонившись в почтительном поклоне перед герцогиней. Затем он повторил всё это в адрес всех собравшихся в зале дам, чем заслужил восторженные аплодисменты и приветствия.

– У меня личное послание от короля для мадемуазель Олимпии Манчини, ваша светлость! А также мне поручено передать послания воспитанницам в свите её величества.

– Вот как? Очень любопытно, мой дорогой. А не позволите ли взглянуть? – с улыбкой спросила герцогиня и переглянулась с дамами, которые уже наперебой обсуждали эту новость.

– С вашего позволения, мадам, я должен отказать, – заявил мальчик с серьёзным лицом, изменившимся буквально на глазах.

Эта внезапная перемена тут же была замечена и вызвала всплеск негромких пересудов и улыбок.

– Его величество приказал передать эти письма лично в руки для каждой из мадемуазелей, – пояснил Франсуа, готовый стоять на своём до последнего.

– Я так и предполагала, – пряча улыбку, таким же серьёзным тоном ответила мадам де Ланнуа и отступила на шаг назад. – Что ж, извольте подождать, маркиз! Я сообщу о вашем визите.

– Её величеству?

Обескураженный вид мальчика вызвал ещё большую симпатию к нему у зрительниц. Наблюдая за ним, дамы из свиты королевы тихо переговаривались между собой. Пряча улыбки умиления за веерами, они обменивались шутками о достоинствах мальчишеской искренности и о детском всепобеждающем очаровании в манерах королевского гонца.

– Нет, мой дорогой. Отнюдь, – с мягкой улыбкой в уголках губ возразила мадам де Ланнуа. – Хотя мне и следовало бы поставить королеву в известность. Но в данный момент нельзя беспокоить её величество. Кстати, королева беседует сейчас с очень важным господином. Очень! Герцог де Невиль здесь.

– Ой! – вырвалось у Франсуа, и остатки серьёзности растаяли в мгновение ока под жаром разливающегося по щекам румянца.

– Я скажу о вашем приходе мадемуазель Манчини. К счастью, она и её сестры сейчас находятся на занятиях в комнате для фрейлин. Что-то подсказывает мне, сударь, что ваше поручение примут с великим удовольствием. Обождите здесь, мой дорогой!

Вздох облегчения вырвался из груди маркиза, и в тот же миг все опасения улетучились, словно их и не было. Его голубые глаза вновь просияли беспечной улыбкой, и в них вспыхнули озорные искорки. Он вежливо поклонился почтенной герцогине, всем своим видом демонстрируя готовность терпеливо дожидаться приглашения от мадемуазель Манчини и её сестёр.

Гвардейцы, оставшиеся по приказу герцогини стоять у входа, вальяжно подпирали колонны по обе стороны от дверей, и с дружеским снисхождением и толикой зависти наблюдали за де Виллеруа. Этому малышу всё было нипочём, и любые двери распахивались настежь перед обаянием и искренностью его мальчишеской улыбки. Уже тогда можно было с лёгкостью предсказать, что в будущем под напором этого неистребимого задора и особенного очарования не устоит ни одно женское сердце. Впрочем, сам маркиз пока ещё не осознавал силу своего природного шарма и вообще был далёк от того, чтобы злоупотреблять природными дарованиями.