Геннадий Перминов - Полет беркута

Сзади раздался нетерпеливый, автомобильный гудок и Прохор, очнувшись от тяжёлых воспоминаний, недоумённо завертел головой. Шоссе перед ним было пусто, а сзади столпились машины. Он невольно вдавил педаль газа почти до полика, и джип, возмущённо рявкнув, рванул вперёд.

Когда Прошка переехал через железнодорожный переезд, ему пришлось сбавить скорость, потому что по мере приближения к городу движение становилось интенсивнее. Машина плавно катила вперёд, а Прохор опять задумался.

Он попал в специальное подразделение по охране стратегических объектов, сокращённо «СПОСОБ», под командованием сухопарого, тогда ещё майора Ивлева. С нетерпением, так же как и все его сослуживцы, ждал почтовой «вертушки», с которой ему придёт два, а то и три письма от жены. Получив письма, Прохор уходил в сторону и перед тем, как вскрыть конверт, всегда вспоминал прощание с Ольгой. Ей до родов оставалось два месяца и она, неуклюже переваливаясь, бежала за неторопливо набирающим скорость поездом, плача, с распущенными по плечам густыми волосами. А потом остановилась, беспомощно вытянув руки, и закричала, заплакала, словно чувствовала, что видит его в последний раз.

Служба была тяжёлая, неприятная, в основном сопровождение колон с гуманитарными грузами. Провоевал Прохор недолго. Их подразделению надлежало обеспечить прохождение автомашин Красного Креста через перевал, который находился под пристальным контролем душманов. Вылетели на двух вертолётах, несясь на бреющем полёте почти по верхушкам деревьев. Первый вертолёт сбили на подлёте и он огненным факелом рухнул в ущелье, второму же, благодаря опытности пилотов, удалось снизиться до определённой высоты, чтобы дать десантникам возможность для штурмовой выброски. Не успели толком закрепиться, как сразу начался жестокий, неравный бой.

Прохору перебили обе ноги, и он, отчаянно матерясь, хлестал вокруг себя длинными очередями, затем ещё одно ранение, в плечо. Выжил ли ещё кто-нибудь после этой мясорубки, Прохор не знает до сих пор, потому что его сразу, истекавшего кровью, перевезли на базу. Он потерял сознание только в транспортном самолёте, который шёл спецрейсом в Союз. Прохор потерял очень много крови и выжил только благодаря молодому, сильному организму. Когда он очнулся в белоснежной палате, с изумлением оглядываясь вокруг, смазливая медсестра протянула ему конверт со знакомым почерком и помогла вскрыть письмо. Оля, родная, милая жена писала, что роды прошли успешно, и родилась девочка, которую назвали Настенька. Дальше Ольга писала, что любит его и с нетерпением ждёт домой, а как только пройдут положенные сорок дней, она сразу покрестит девочку и вышлет ему фотографию дочери.

– Дочка, Настенька! – шептал счастливый Прохор. – Скорей бы!

Оставался ещё год службы, но несмотря на это Прохор быстро пошёл на поправку, благо, ранение в ноги было несерьёзным, а пуля в плечо прошла навылет, слегка зацепив мышечные ткани. Однако прошёл почти месяц, пока Прохор восстановил кровопотерю и поддерживаемый медсестрой сделал первый шаг, опираясь на костыли.

Когда в его палате появился майор Ивлев, Прошка особо не удивился, потому что вначале не признал его. Майор был в штатском, а ёжик его коротко подстриженных волос покрывал налёт пепельной седины, видимо, и ему тяжело далось известие о гибели группы. Он молча протянул Прохору раскрытый конверт, а сам отошёл к окну и уставился на залитый солнцем больничный дворик. Прохор достал сложенный листок бумаги и впился глазами в скупые строчки, отпечатанные на машинке. Его мозг отказывался понимать прочитанное. Пробежал глазами, ещё раз, ещё…

«Уважаемый Прохор Петрович! Доводим до Вашего сведения, что Ваша жена Беркутова Ольга Николаевна, 1963 г. и дочь Беркутова Анастасия Прохоровна, 1982 г, трагически погибли и похоронены на городском кладбище со всеми полагающимися воинскими почестями». Военный комиссар, неразборчивая закорючка подписи, число. И всё…

Прохор в недоумении протянул листок майору, который смотрел на него строгим, немигающим взглядом и, разрывая на груди больничную пижаму, захрипел:

– Настенька! Олюшка! Как же так, за что! – и повалился, беззвучно хватая ртом воздух, впадая в стрессовое, коматозное состояние. Иногда он приходил в себя, но вместе с первыми проблесками сознания в памяти сразу всплывали скупые машинописные строки и знакомый голос кричал:

– Кислород! Быстрее!

А Прошка рвал на себе трубки, опутавшие его, сшибал капельницы и, сорвав кислородную маску, снова впадал в кому.