Геннадий Перминов - Полет беркута

– Захватить водоочистную станцию в определённом квадрате, обозначенном на армейской карте, со стороны города заложить взрывчатку и выдвинуть русским ультимативные требования. Станция находится в глубоком ущелье, возле шлюзов огромного искусственного озера, снабжающего город питьевой водой. В случае невыполнения русскими требований, искусственную дамбу взорвать и направить на город гигантскую волну, которая в считанные минуты смоет его с лица земли.

Всё жёстко и предельно просто. О спасении самой группировки не было сказано ни слова. Как само собой разумеющееся, они должны были погибнуть во имя Аллаха. Ночной перелёт в Россию, штурмовая выброска с вертолёта, небольшой путь по ночному ущелью – и они у цели.

«Какие бестолковые и безалаберные эти русские! – думал Ахмет, стоя у настежь распахнутой двери в помещение, из которого доносились музыка и смех.

Он знал, что их там было шесть человек. Дежурная смена заступала на неделю, а сегодня была пятница. В воскресенье, в восемь утра, завершающая стадия теракта, то есть взрыв, и у русских на раздумье было два дня, срок, по мнению руководителей операции, вполне достаточный.

Выставив необходимое охранение, Ахмет послал двоих, Рашида и Ильяса, внутрь проверить обстановку, а когда оттуда донёсся еле слышный условный свист, остальные четверо невидимыми тенями скользнули в помещение. В спальном отсеке, куда проникли боевики, всё произошло молниеносно. Три невидимых взмаха кинжалами и трое с перерезанными глотками слегка захрипев умолкли навсегда. В операторской за огромным пультом, усыпанным разноцветными мигающими лампочками, находились ещё трое, двое мужчин и моложавая женщина. Именно отсюда, из маленького приёмника доносилась лёгкая музыка. Сидевшие внутри обернулись на скрип открываемой двери и с изумлением уставились на вооружённых боевиков.

– Гяурку, оставить! – гортанно, по чеченски приказал Ахмет, а двое мужчин ткнулись в пол, простроченные короткими автоматными очередями. Женщина в полнейшем непонимании от происходящего в ужасе распахнула наполненные слезами глаза, а затем, прижав ладони к лицу, смотрела на происходящее и как рыба открывала рот.

– Работать в обычном режиме! – тихо приказал Ахмет, обращаясь к женщине, и та, послушно закивав головой, торопливо защёлкала тумблерами на панели щита, а затем бессильно опустилась в кресло. Рашид, полностью уверенный в правильности своих действий, подошёл к рации автономной связи, одиноко светящей зелёной лампочкой в углу, и коротко ударил по ней прикладом. Первый этап операции был успешно завершён.

Отдав приказание своему радисту готовить портативную спутниковую радиостанцию, командир группы вышел на улицу и, глядя на далёкие заснеженные вершины, которые начинали покрываться предутренним багрянцем, задумался.

Он, Ахмет Мусаев, полковник национальной армии Ичкерии, не был новичком в подобных делах и в определённых кругах носил кличку «Циклоп». Был независим в суждениях и резок во взглядах на эту никчемную, с его точки зрения, войну, никогда не глумился над пленными, как многие из его товарищей. Вот и теперешнее задание он воспринял спокойно, без эмоций, даже не догадываясь о том, что ему предназначено подвергнуть смертельной опасности сотни людей. Этого ему знать не полагалось, потому что шла война, а он был простым солдатом, привыкшим выполнять приказы. Ахмет встряхнул головой, отгоняя невольно подступившие воспоминания, затем распорядился о минировании дамбы и шагнул в помещение. Нужно было проверить рацию, чтобы через два часа связаться с Москвой и предъявить им ультимум.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

ПРОХОР

Прохор плохо спал ночью, потому что вчера они с Леной целый день провели в саду, собирая опавшие листья. Болело незажившее до конца простреленное плечо, чувствуя скорую перемену погоды. Несмотря на конец октября, осень в Подмосковье стояла на удивление сухая и тёплая, и в саду, окружавшем старую деревянную дачу, было тихо и уютно. Оставшиеся на деревьях листья медленно, словно в невесомости, опускались на заждавшуюся снежного покрова землю, и густая тишина накрыла дачный посёлок. Спать легли, едва начало темнеть, и Прохор долго курил, с завистью поглядывая на безмятежно сопевшую девушку, с тоской глядя в темноту, морщась и потирая раненное плечо.

Тревожная трель телефонного звонка раздалась под утро. Прохор, не открывая глаз, нащупал телефонную трубку и поднёс её к уху.

– Проша, доброе утро! – раздался до боли знакомый голос «деда».– Давай ко мне, дело есть! – и полковник положил трубку. Он не любил длинных разговоров и объяснений, тем более по телефону, который по его мнению в любое время мог быть поставлен на прослушку.