Сергей Изуграфов: Артеми, сестра Афины. Детективная серия «Смерть на Кикладах»

Иллюстратор Алина Светлакова

© Сергей Изуграфов, 2022

© Алина Светлакова, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0056-8595-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Алекс Смолев, свежеиспеченный владелец виллы «Афродита» на греческом острове Наксос, отлично помнил, когда Рыжая Соня, она же Софья Владимировна Ковалевская, называла его по имени-отчеству. Запомнить было несложно: всего-то три раза за двадцать лет знакомства.

Первый раз – когда еще в Санкт-Петербурге он привел ее, смешную угловатую девчушку, с щедрой россыпью веснушек на лице, копной волос цвета сицилийских апельсинов и упрямо вздернутым подбородком, к Фудзиваре-сенсею – в его школу японских единоборств на Васильевском острове. Пятнадцатилетнему подростку, вечно влипающему в разные истории, срочно требовалось заняться чем-то серьезным и важным. Алекс переговорил с сенсеем, и тот разрешил. Софья провела в Додзё весь день, забыв обо всем, даже о еде, с горящими глазами наблюдая за тренировками и поединками, – таково было условие Смолева: сперва пойми, твое это или нет, только потом соглашайся, решение за тобой! В конце дня она подошла к нему, сияя счастливой улыбкой до ушей, и сказала уверенно: «Да, это мое! Я буду заниматься! Спасибо, Александр Владимирович!»

Второй раз это произошло, когда умер Сонин отец, штурман дальнего плавания, списанный на берег по состоянию здоровья. На берегу «морской волк» стал тосковать, все чаще выпивать, наплевав на свою гипертоническую болезнь, словно пытаясь заместить пустоту в душе, где прежде шумело море. Сперва стукнул первый инфаркт, потом – второй. Третьего он уже не пережил. Тогда-то Софья позвонила Алексу и сказала потерянным, чужим голосом, охрипшим от рыданий: «Александр Владимирович, у меня папа умер… Мама болеет. Я не знаю, что делать!» И Смолев снова отложил все свои дела, отменил командировку, примчался и взял на себя все печальные хлопоты по организации похорон Сониного отца, а потом и по лечению матери.

Третий раз она назвала его по имени-отчеству, когда выходила замуж первый раз и просила Смолева стать посаженым отцом. Алексу уже с самого начала было ясно, что ее выбор никуда не годится: будущий муж был безвольным и инфантильным бездельником, одним из тех, кто до сорока лет все «ищут себя» и никак не могут найти. Он поменял десяток профессий, нигде ни разу не задержавшись дольше, чем на три месяца. К моменту подачи заявления в ЗАГС жених все еще считался «подающим надежды уличным художником и начинающим поэтом-авангардистом» одновременно. Другими словами, никем.

Но, заранее понимая безрезультатность своих дебатов с Рыжей по поводу ее избранника, Алекс снова согласился: относясь к Софье как к собственной младшей сестренке, он просто не смог ей отказать. Но, выполняя роль посаженого отца на свадьбе, все же нашел возможность недвусмысленно намекнуть жениху, что того ждет, если ему придет в голову обидеть Рыжую. Правда, это не помогло: развелись они через три года, когда Софье надоело тянуть семейную лямку одной, пока ее «начинающий поэт-авангардист» в ожидании прилива вдохновения сутками валялся на диване с банкой пива в руке, пялясь в телевизор.

Вот и все три раза, что он смог вспомнить.

Переехав после очередного развода вслед за Алексом на греческий остров и заняв пост управляющей виллой «Афродита», Ковалевская быстро освоилась в новых обстоятельствах: нашла общий язык с персоналом и разобралась в текущих вопросах. Теперь она чаще всего называла Смолева «босс», по-русски в личных разговорах – «дядя Саша», а если разговор происходил в присутствии гостей или других лиц, на языке, понятном для окружающих, то нейтрально – «Алекс», как и все остальные.

Поэтому, когда сегодня утром Софья позвонила ему и снова произнесла чужим, напряженным голосом: «Александр Владимирович, у нас ЧП! Вам надо срочно спуститься на ресепшн: здесь старший инспектор Антонидис, он хочет вас видеть!», Смолев ощутил, как неприятный холодок предчувствия большой беды пробежал у него между лопаток.

Спустившись к стойке администратора, он увидел такую картину: заплаканная Катерина с опухшим лицом сидела за стойкой и утирала градом катившиеся слезы. Ковалевская была бледна, но спокойна и собранна. Перед ней стоял расстроенный старший инспектор Антонидис, который, судя по его виду, чувствовал себя совершенно не в своей тарелке: переминался с ноги на ногу, виновато сутулился, смущенно пыхтел и то и дело утирал платком пот со лба.