Василий Щепетнев - Первое дело Еремея

Путешествие протекало спокойно. Кроме снапшера и снежной гидры, никаких других помех не встретилось. Перейдя Юкку вброд выше по течению, они затем вернулись на прежний путь, потеряв три с половиною дня. Ещё полдня заняло происшествие с гидрой. Но считать дни – пустое. Путешествий без задержек не бывает никогда, так, по крайней мере, утверждает богатырь Боррис. Что-нибудь да задержит. По счастью, задержки у них были ненамеренные, вызванные силами природы. И снапшер, и гидра сами по себе не добры и не злы, они вне этих понятий. В отличие от лемутов, сознательно избравших путь зла. Но лемуты редко заходят так далеко на север, они любят юг. Владения Тёмных мастеров тоже далеко на юге. Но предаваться покою не след, путь пройден только тогда, когда сделан последний шаг.

И вот в двух днях пути от Но-Ома землю вновь устлал туман, и два дня превратились в четыре. Хорошо, что туман низкий, а поднимись он выше клося? Пришлось бы становиться лагерем и ждать изменения погоды. Порой, говорил богатырь Боррис, туман длится и пять, и шесть дней. А сейчас ничего. Сейчас терпимо.

Еремей и терпел. Терпел и учился. В хорошую погоду он даже правил клосем, но сейчас, в тумане, благоразумно отказался от роли первого всадника. Благоразумие – тоже ценное приобретение.

Сегодня они все-таки должны дойти до Но-Ома. Если, конечно, ничего не случится. А многое случается именно рядом с целью. Боррис объясняет это следующим: у порога дома человеку свойственно расслабиться, потерять бдительность. Ведь мыслями, в собственном воображении, он уже дошёл. И ещё – враги человека встречаются и в тайге, но больше всего их бродит поблизости от жилья. В тайге человек бывает редко, и грозят ему больше те, кому всё равно, какова будет добыча, человек так человек, олень, так олень, вроде давешнего снапшера. А у жилья человека подстерегают те, кому нужен именно человек, кто приспособился к охоте на человека, изучил его привычки и повадки, умеет и затаиться от человека, и напасть со спины. И, наконец, слуги нечистого. Им тоже нет особого резона ждать жертву там, где она бывает раз в год, да и не каждый год. В караванах идут закаленные богатыри, их запросто не возьмёшь. У поселений же куда проще подстеречь человека обыкновенного, слабого, нестойкого, которого можно либо уничтожить, либо склонить к службе Нечистому.

Все это Боррис рассказывал во время кратких минут между вечерней трапезой и сном. Остальное время стражи говорили редко, предпочитая обмениваться знаками – свернуть с тропы, идти медленнее, смотреть по правую руку смотреть по левую руку. Молчание не даёт услышать себя врагу, и острота слуха в тишине сохраняется.

И обычного слуха, и внутреннего. В Монастыре, что ни говори, много лишних слов произносится. Отвлекает, не даёт сосредоточиться.

Еремей поймал себя на том, что он и рад отвлечься. Вот оно, то самое предпороговое расслабление. Они ещё не пришли, ещё далеко не пришли.

Смутное беспокойство встревожило душу. Он попробовал мысленно нащупать источник тревоги. Нет, ничего. Маленькие, закрытые сознания всякой мелочи, мышей, куропаток. Для него закрытые. Возможно, ему бы и удалось проникнуть в сознание мыши, но для этого требовалось остановить караван. Терять время ради попытки выведать что-нибудь у мышки-норушки не хотелось, что она может знать, мышка-норушка? Её враги не всегда враги человека. Полярная лисица вводит мышку в дикий ужас, а многие слуги нечистого ей, мышке, безразличны. Вот рэт-лемуты, те опасны и людям, и мышам. Да, эти вонючие длинномордые мутанты с удовольствием лакомятся мышатинкой. Но так далеко на север они, рэт-лемуты, не заходили.

Беспокойство не исчезало. Что с того, что не заходили? Не заходили, не заходили, да и зашли. Появились же в Юкке снапшеры!

Он ещё раз ощупал окрестности.

Беда была не в том, что он чувствовал. Тревожило то, что он, возможно, чего-то не чувствовал. Или кого-то, опасного и злого.

Еремей тронул плечо Борриса, показал знаком, что нужно сделать привал.

Тот остановил клося. Идущие позади стражи молча окружили Еремея. Таков порядок – если грозит опасность, священник должен быть защищён. Еремей хоть и семинарист, но представлял собою главную ценность каравана.

– Привал. Нужен привал, – сказал Еремей.

Стражи быстро устроили походный бивуак. Пусть Но-Ом в полудне пути, но если священник требует привала, значит, у него есть на то основания самые веские.

Еремей присел на тюк. Туман подступил прямо к глазам. Тогда он расстелил плащ и лёг, подложив тюк под голову.