Василий Щепетнев - Первое дело Еремея

Стражи развели огонь, жаркий, но низкий, и стали готовить походный ужин. Поначалу он думал, что еда в походе – дело десятое. Оказалось, наиважнейшее. Они ведь не на день выбрались. Нужно и силы сохранить, и бодрость, и не расстроить желудки, потому воду кипятили обязательно и перед сном ели плотно, сытно, чтобы ночью, во сне, восполнить израсходованное за долгий и трудный день.

Тёмнело быстро. Там, в Но-Оме летом ночи вообще не бывает. Но зимой не бывает дня. А в середине – сумерек. Либо ночь, либо день. Всегда так. Не бывает, чтобы только хорошее. Утешает лишь то, что и только плохого быть не должно.

Стражи пригласили его к трапезе. Право прочесть Благодарственную молитву предоставили ему. Еремей не старался напускать на себя важный и степенный вид, как это порой делали семинаристы. Он есть то, что есть, не больше, но и не меньше. Лучше быть первым Еремеем Десятином, чем вторым Вениамином Голощёковым. Хотя Вениамин тоже никогда не важничает.

С благодарностью в сердце произносил он древние слова. За сегодня они прошли хороший путь. Хороший даже по меркам Стражей Границ. Им не встретились ни лемуты, ни лесные чудища, не мешала буря – разве не доброе это предзнаменование?

Стражи повторяли слова одними губами, про себя. Так заведено в тайге – тихая молитва. Господь расслышит, если от сердца. А нет, кричи, не кричи – одно.

Ночевали под открытым небом. Звезд высыпало изобильно, горят ровно, значит, и завтра день пройдёт без дождя.

Неподалеку вздыхали в ночи клоси, спокойно переступая с ноги на ногу. Хороший клось стоит семинариста, во всяком случае, опасность чувствует не хуже. Если клоси спокойны, то и ему не стоит тревожиться. По крайней мере, в эту ночь.

Но Еремей все-таки тревожился. Конечно, он безмерно гордился тем, что именно его выбрали из дюжины добровольцев в помощники священнику Но-Ома. Ведь были, к чему лукавить себе, и более достойные семинаристы. Но сейчас сомнения начали одолевать Еремея. Справится ли он, не подведёт ли Монастырь, семинарию, поселенцев Но-Ома?

Но уснул он быстро, переход утомил всерьёз.

Проспал совсем немного, словно тронул кто-то за плечо.

Он мгновение лежал с закрытыми глазами, сосредотачиваясь. Нет, ничего враждебного поблизости нет. Тогда Еремей медленно приоткрыл веки.

В небе медленно летела Бродячая Звезда. В старых преданиях говорилось, что её зажгли люди. Так ли, нет, но, глядя на неё, он чувствовал безотчетный страх, почти такой же, как при виде Малой Башни.

Страх – не страшен, страшен страх страха. Звезда пролетит, а страх может остаться. Значит, его нужно оброть.

Молитва помогла. Пришла уверенность. А быстро он справился, в первые дни по полночи не мог заснуть после пролёта Звезды.

Настоятель Дормидонт знает его лучше, чем он сам. Если Настоятель выбрал Еремея, следовательно, он вполне подходит для дела. В конце концов, он ведь будет только помогать, здесь важнее всего усердие. Усердия ему не занимать. Быть может, его послали не ради отца Колывана, а ради него самого? У опытного, мудрого священника трудно ничему не научиться. Он будет стараться изо всех сил, чтобы потом не сожалеть о потерянных возможностях.

Спал Еремей вполглаза. Вещих снов не видел. Жаль, но такие сны посещали его редко. Может быть, всего однажды. Может быть – потому что пока не сбудется, не узнаешь, Вещий сон, или нет. Если ты, конечно, не священник. А он не священник, он только учится.

Он начал перебирать виденное за ночь. Иногда и простой сон вещего стоит.

Но сны помнились плохо. Разве что… Он сконцентрировался. Смутные образы постепенно прояснились. Какие-то запутанные коридоры, сложные механизмы, странные грибоподобные растения, медведь, говорящий, разумный медведь, прекрасная девушка. Но главное было не девушка, не медведь, а чувство, будто от него зависит многое. Быть может, судьба всего мира.

Какой это вещий сон, так, фантазия. Вернее, подсознательная проекция чувства ответственности, в семинарии теории сна отводился специальный курс. Треть жизни мы спим, и потому сон достоин внимания не меньшего, чем явь.

Собрались в путь быстро, поели немного, чтобы кровь согреть. Зато заварили не покойную вечернюю травку, а коф-зерно, малую горстку на котелок. Коф-зерно было великой ценностью, большая горсть стоила кунью шкурку, и то, что стражи его не пожалели, говорило о том, насколько они торопятся.

Клоси за ночь отдохнули, шли бодро. Им и коф-зерна не нужно, когда вдоволь травы.

Еремей чувствовал, как обострились и слух, и зрение, а ещё – внутренний слух и внутреннее зрение. Вот что значит покойная ночь на пружинящем лапнике, молитва и, конечно, коф-зерно.