Василий Щепетнев - Первое дело Еремея

Он внезапно похолодел от сделанного открытия. Вот что беспокоило его со времени въезда в скит: ментальная глухота! Что сила, дарованная ему, невелика, он знал, и проникнуть в чужое закрытое сознание сколь прежде не пытался, не мог. Но он всегда чувствовал разум других – смутно, неясно, как в звёздной, но безлунной ночи угадываются силуэты деревьев и домов. Чувствовал – но не здесь. Здесь вокруг была пустота, глухая, без эха, без проблеска.

На мгновение Еремея охватила паника. У кого спросить, что с ним произошло? Кто поможет?

Ответ пришёл сам, ответ неумолимо точный: никто. Он – единственный священник на сотни и сотни вёрст.

Только сейчас он ступил в комнату. Осторожно, неслышно, выученным в тайге шагом двинулся он вдоль стены. Избушка мала, да приют дала. Злодею?

Крохотный чуланчик пуст. Спальня-невеличка тоже пуста. Гостевой покой пуст. И в кухне никто не прячется.

Он вернулся в горницу. Пол чистый, никаких следов. А недурно бы отыскать шалуна.

То, что петля – глупая, дурная шутка, было наиболее вероятным. Ну не дух же отца Колывана пугает преемника. Кто-то из поселенцев, верно, считал, что не сопливого семинариста нужно избрать священником, а кого постарше, помудрее.

Он обошёл вокруг петли. Потрогал. В два пальца ремешок, такой клося удавит, не то, что семинариста. Но клоси в петлю сами не лезут. И семинаристы. И уж тем более священники.

А отец Колыван?

Брус, за который привязали верёвку, запросто не достанешь. Еремей пододвинул табурет, встал. Узел на петле скользящий, а второй конец привязан узлом простецким. Тот, кто его завязывал, был ростом с Еремея, возможно, и повыше.

Он попробовал развязать узел. Резать не хотелось – ремень хороший, а в скиту пионеров каждая мелочь на счету.

Получилось. И очень удачно получилось, вовремя. Слух, обыкновенный, не ментальный, не подвёл – шаги он услышал и приготовился. Соскочил с табурета, придвинул табурет к столу, ремень спрятал под мешок. И едва успел это сделать, как в дверь постучали.

– Войдите, – а сам сел на табурет с видом, словно склянку на нём сидит. Отдыхает и думает. Даже голову рукою подпер.

На пороге появилась девушка. Молодая, одних лет с Роем. Кухлянка расшита на диво замечательно. Где-то он видел похожий узор. В одной руке – плетёная корзинка, в другой – горшочек с растением.

– Добрый вечер, отец Еремей. Я могу войти? – смотрела она на Еремея с любопытством и, как показалось, слегка насмешливо. Девушки обычно смотрят насмешливо на парней, хоть годом младше себя. А уж если разница в два года…

– Разумеется,

Закалённый священник добавил бы «дочь моя». Но у Еремея язык не повернулся. – Вы, полагаю, дочь достопочтенного Хармсдоннера?

Глаза девушки, и без того большие, стали просто огромными.

– Да! Я Лора Хармсдоннер. Как вы узнали? Ой, извините, конечно, Для вас узнать, кто есть кто, наверное, просто.

– Не совсем, – ответил Еремей. Признать в девушке дочь старшины помогла не ментальная сила, нет. Узор. Видно было, что куртка достопочтенного Хармсдоннера и кухлянка расшита одной рукой. Вряд ли вышиванием занимался старшина. Возможно, ему расшила одежду жена, но девушка для себя узор бы непременно изменила. А раз узоры были похожи, следовательно, вышивала именно девушка. И никакого ясновидения.

– Меня… Меня прислал батюшка. Вот это – она протянула горшочек цветком – Огнь-цветок. Сейчас-то он просто цветок, а ночью будет светиться. Вместо лучины, возьмите.

– Благодарю.

– А в корзинке – еда. Вы ведь сегодня никак не можете с нами отужинать?

– Не могу, – он бы и рад уйти отсюда, но нельзя. Первый вечер в скиту положено священнику провести в уединенном размышлении. И правильно. Ему есть о чём подумать.

– Тогда я пойду, с вашего позволения, отец Еремей.

– Иди… идите, – ну как он мог сказать «иди, дочь моя»? – Один вопрос.

– Да? – видно было, что девушка уходить не спешила. В глазах интерес. Не стоит относить его целиком к себе. Любой на его месте вызвал бы любопытство не меньшее.

– Ты носила еду отцу Колывану? – обыкновенно разные хлопоты священнического быта берёт на себя старшина – еду, например. Священника либо зовут к столу, либо, вот как сейчас, приносят еду на дом. Конечно, не сам старшина приносит, а поручает кому-нибудь. Из уважения обычно детям или жене.

– Да, отец Еремей.

– А вечером перед смертью отца Колывана? Он ужинал в одиночестве или…

– Ужинал он всегда в одиночестве. В поселке всякий рад был разделить с ним пищу, ну, это ведь всегда так, и обедал отец Колыван с прихожанами. А вот ужинал в одиночестве, была у него такая привычка.