Василий Щепетнев - Первое дело Еремея

– Траву ремнем в два пальца не подвязывают, – рассудительно ответил Рон. – и потом, он ведь написал, так, мол, и так, нет больше моих сил.

– Написал?

– Ну да. Он дневник вёл, отец Колыван. Я-то его не читал, не положено. Его старшина взял, достопочтенный Хармсдоннер, – они стояли на пороге горницы, и каждый ждал, что другой войдет первым.

Никуда не деться, придётся принимать хозяйство.

Еремей переступил порог, положил на пол путевой мешок.

– А, может, сначала к источнику сходим? – поторопился предложить Рон. Не очень-то ему тут уютно. Да ещё и не освещено помещение.

– К источнику?

– Их много здесь, горячих источников. Очень полезные!

– Замечательно, – Еремей вспомнил, что об этих источниках спутники его по малому каравану вспоминали с предвкушением некоего блаженства.

Источник был у самой границы поселения Но-Ом. Как предположил Еремей, скит и строили, исходя из месторасположения источника. Купальня сделана едва ли не тщательнее, чем Дом Совета. Каменные ванны, числом три, были наполнены проточною водой.

– Зимою пар издалека виден. Клубится, и кимосы, Народ Льда, называют это место «там, где вода горит». Сами кимосы воды сторонятся. Боятся растаять, что ли? У них, у кимосов, легенда есть, о снежной девушке. Та растаяла, – Рон подождал, пока Еремей разденется и погрузится в ванну, затем и сам скользнул в соседнюю.

Вода была горячей, едва не обжигающей. И пузырьки в ней поднимались к поверхности и лопались с едва слышным шипением, наполняя воздух сложною смесью запахов – серы, йода, чего-то ещё.

Когда он притерпелся, стало приятно. Казалось, вода смывает не только грязь, а и усталость пути, и тревоги. Рон погрузился с головою, ещё и ещё. Замечательно.

– Вы полежите, отец Еремей. Немного, долго с непривычки тяжело. Первое время после работы зайдешь – выходить не хотелось. А поднимешься, то в глазах темно, звон, слабость. Оттого, говорил отец Колыван, что кровь от головы отливает и в кожу уходит. Зато зимою потом долго во всем теле тепло, даже жарко. Некоторые прямо в снег прыгают, растираются. Ничего. Жжет, но хорошо!

Когда Еремей, наконец, вылез из ванны, то увидел, что Рон успел выстирать в отдельной, в специально на то предназначенной, ванне его одежду.

– Здесь специальная вода, вроде как мыльная. Все сходит разом, любая грязь, да и жир. Я тут развешу одежду, а утром принесу вам.

Пока Еремей надевал новую одежду, ту, что нёс с собою, Рон рассказал многое о жизни поселения. О том, где и как работают пионеры. О Народе Льда, что бродит ещё севернее. О небесных огнях, что полыхают зимою. О советниках Но-Ома. И ещё, и ещё, и ещё. Видно, не зря его дали Еремею. Не только показать жилье и помочь наладить жизнь на новом месте. Он, Рон, являлся ходячим справочником поселения. Завтра на Совет Еремей придёт, уже представляя себе жизнь Но-Ома.

В церковь он пойдёт тоже завтра. Новому священнику обычай предписывал принимать Дом Божий с первым восходом солнца. Здесь солнце летом не садилось, но утро все-таки будет завтра.

У порога дома отца Колывана он распрощался с Роном.

– Завтра за склянку до службы, – условился он о сроке.

Когда дверь закрылась за Еремеем, стало немного тоскливо. Не потому, что в этом доме повесился человек: Еремей не был суеверен. Но ему предстояло понять, почему его предшественник, очень знающий священник, верный Сын Церкви избрал чёрную судьбу.

Он толкнул дверь из сеней в горницу.

С бруса свисал ремень, сыромятный, из кожи грокона.

Заканчивался ремень петлей

Еремей постоял, прислушиваясь: не таится ли незваный гость в домике? Слух у него острый, это признавали в Монастыре все. Ум нет, а слух – да. Не настолько острый, впрочем, чтобы услышать в десяти шагах биение чужого сердца. Зато своё стучало немилосердно.

Издалека, из бараков доносился обыкновенный шум жизни. Нет, не совсем обыкновенный, что-то в нём Еремея не устраивало, но то потом. И не самым острым умом до многого можно дойти, если мыслить методично.

Еремей был чужд греха самоумаления. Просто во время регулярных испытаний на смекалку, сообразительность, память результаты он показывал обыкновенные. Средние. Не хуже многих, не лучше многих. И потому наставники советовали ему развивать наблюдательность и стараться держать собственные мысли в строгом порядке. Методический ум – оружие не менее сильное, чем ментальное зрение.

Он, впрочем, попробовал и ментальное прощупывание. Ничего. Ничегошеньки, будто ватой обложен.