– Мы, рязанские, не сдаемся, – похвалялся он, – и не к тому привычные. У нас и грибы с глазами, их едят, а они глядят…
Что дальше было, помнилось смутно, но одно Луу знал твердо – до лежанки он таки добрался сам, без подмоги.
*
Первой утренней мыслью было – где короб. Он встрепенулся, вскочил, оглядываясь. Нету! Украли! Сам потерял, пропащая душа! Вот и вино, вот и хозяин…
И рыцаря нет. Привиделось?
Он заглянул под лежанку. Рыцаря там, конечно, никакого не оказалось, но короб, короб был. А это главное – короб, бог с ним, с рыцарем. Рыцарей-то на свете много, в каждом замке, почитай, штуки по три, по пять, а короб у Луу-Кина один-разъединственный, другого, может, и в жизни никогда больше не будет.
Он проверил завязки; петелька, хитрая, для чужого неразвязная, казалась нетронутой, да и вес прежний, Это хорошо. Это просто замечательно, Вот он, товарец-то, весь здесь! Почти донёс!
Луу-Кин пытался утешить себя. Эк, действительно, чего он, собственно, ждал? Что рыцарь распрощается с ним? Может, откроет вдобавок тайну происхождения? Наслушался ты, брат, в детстве длинных красивых баек, а в жизни дорога у каждого своя, если и пересеклись вдруг случайно с хорошим человеком, тому радуйся, а на большее надеяться – век дураком прожить.
– Проснулся, мирный торговец? – Рыцарь подошёл неслышно, и Луу-Кин вздрогнул. Ну, как тать?
– Про… проснулся, доблестный рыцарь…
– Тогда, если думаешь попасть в Замок, поторопись с завтраком.
– Да… Конечно, сей момент, – забормотал он несвязно, не решив окончательно – радоваться, нет. Он уж было настроился остаться в таверне да ждать, когда люди на обратном пути завернут сюда, тут можно будет и расторговаться. Придётся, конечно, взять в долю хозяина таверны, так это в порядке вещей… А в Замке, в Замке… О! Он не смел и надеяться… То есть, вчера-то он надеялся твердо, но твердость разбилась мгновенно, стоило ему, проснувшись, не увидеть рыцаря. Идти в одиночку? Как ни крепко он спал, а слышал, как неподалеку – ну, не совсем и близко, иначе проснулся б – выла семья вурдалаков: сначала старшой, басово, протяжно, затем вторила марва, забираясь голосом своим до самой до луны, а затем, в терцию и квинту подтягивали остальные. Нет, в одиночку ходить – даже и днём… Теперь же надежда опять явилась. Вместе с рыцарем. Странная она штука, надежда, нестойкая и неистребимая одновременно, думал он, лихорадочно собираясь.
Внизу, опять же на красном, господском столе ждал их завтрак совсем простой – кислое молоко, хлеб да сыр.
И съеден был не по-вчерашнему быстро. Хозяин суетился, но дальним путём уже не стращал, лишь вздыхал жалостливо.
– Ладно, ладно, сколько за постой?
Хозяин пустился в длинные рассуждения о скудости окрестных земель, героических усилиях его самого и необыкновенной щедрости всемилостивейшего рыцаря, а ещё о могучем туре, могучем, но и прожорливом, съевшем столько сена и овса, что…
– Короче, два червонца, – перебил алгебру хозяина рыцарь.
– Восемь… оди…сколько вашей милости будет угодно, – хозяин склонился, но Луу приметил – доволен. Ещё бы – два червонца. Эх, тяжело, наверное, всё-таки быть рыцарем – за все плати щедро, втрое-вчетверо против обыкновенной цены. Хотя – опять же какой дом. В некоторых поощряется рачительность, экономность, если не сказать – скупость, например, дом Кви. Тот бы торговался – вернее, торговался б оруженосец – до полудня, и хорошо, если бы выгадал хозяин хоть что-нибудь.
А, впрочем, чего это он – не о своём думает. О своём, о своём, поправил Луу себя. Ведь он поедет в Замок, где множество всяких высокородных господ, и его дело так распорядиться содержимым короба, чтобы и с долгами расплатиться, и ещё с барышом остаться. А уж тогда…
Вот здесь точно начинаются бесплодные мечты. Духи Зависть и Злосчастие чуют их за семь вёрст, налетят, прилепятся – и не будет удачи, потому Луу поскорее стал думать о делах мелких, но насущных – как бы ноги не натереть, переход предстоял большой. Казалось, пустяк – ноги, а заботиться о них пристало не менее, чем о боевом туре. Луу видел, как хлопочёт вокруг того рыцарь, как суетится и подворачивается под руку слуга, не сколько помогая, сколько изображая рвение, вот он, готов всем сердцем услужить, не его ж, слуги, вина, что тур такой злой, что и подойти-то нельзя. Заработает серебряную монетку, щедр рыцарь, ох, щедр. Почему у такого щедрого господина нет своего оруженосца? Доблестному рыцарю приходится и драконью шкуру на тура натягивать самому, и поножи пристегивать, и драконьей икрой морду покрывать, чтобы стрела глаз турий не поранила. Таков уж дом Кор. Всё сами. Не родился ещё оруженосец для рыцаря дома Кор, говаривали странники-сказители, зубы съевшие в описании подвигов, битв и турниров. Ох, любил слушать их Луу мальчонкой, казалась ему жизнь странника завидней даже доли барона – всюду они, странники, бывают, всё видят, всех знают, водят дружбу с самыми прославленными героями, иначе откуда ж им знать каждый помысел геройский, кроме как из их собственных уст…
Читать дальше