Василий Щепетнев: Пятая сила

– Какое же общество? – спросил рыцарь. Он, Луу-Кин, помалкивал, знал, не для него разоряется хозяин.

– Выше и не бывает. У него, – гордился Большой Сол, – остановилась сама принцесса Ки-Ева. Конечно, здесь она не сидела, пребывала в покоях наверху, но сопровождавшие её посланники, рыцари Юга, все такие из себя знатные, важные, закованные в латы, с мечами и щитами, в простоте слова не скажут, промеж себя все с галантностью, с политесом, а на простого человеком зыркнут – мороз по хребту!

– Что ж, это можно устроить – по хребту… – протянул рыцарь, и так протянул, что – поверилось.

Хозяин заюлил, пригнулся, стараясь умалиться до величины неощутимой.

– Оно конечно, каждый, имеющий понятие, знает – что ни дом, то норов. Рыцарям Юга предписано быть жестоковыйными, иной и захочет снизойти до простого, честного человека – а не моги, нельзя. Вот другой рыцарь, вроде вашей милости, снисходит, потому – дом такой порядок установил.

– Порассуждай… – но сейчас в голосе слышалось благоволение, и, приободренный, хозяин продолжил:

– Они ведь, рыцари Юга, не сами по себе, а – свита. Везут, значит, невесту. Тут им, получается, особая ответственность, не уронить чести.

– И много их, свиты?

– Три рыцаря, шесть стражников. Да челяди, что прислуживает принцессе, три души. Вместе-то счастливое число как раз и получается.

– Ну, отряд не малый. Но и не великий.

– Так их тут встретил замковый отряд, ещё полдюжины стражников и рыцарь – послушник, сегодня утречком и отбыли. А с ними ещё много гостей, благородных рыцарей, оруженосцев, стражников, простого люда – целая армия. И всех, всех он, Сол Нафферт, сумел приютить и обиходить. Сколько дней он не то, что выспаться – присесть не мог…

Луу слушал внимательно, понимал, не жалуется хозяин – хвастается. За дни эти заработал он больше, чем за весь год. Но прямо говорить о том негоже, найдется добрый человек, облегчит мошну. Первая заповедь бродячего торговца – плакаться на разор и убытки. Впрочем их, первых-то заповедей, много… Держатель постоялого двора не был бродячим торговцем, слишком уж умаляться нельзя – гость стороной обойдет, убоявшись запустения. Вот и хвалится обиняками хозяин. Луу он не то, чтобы нравился, но внушал доверие. Лицо – зеркало души. Ну, не всегда, конечно, немало молодых душегубов с ангельским ликом встречал он на пути, но с годами натура своё берет, проступает на роже. Так и у хозяина – охоч до денег, ради них готов не спать, тиранить слуг, понемножку мошенничать, но смертного греха на душу не возьмёт, страшновато, да и невыгодно это по нынешним неспокойным временам. Нет, тряхнул он головой, это опять вино – оно размягчает и душу, и мозги, от него и думы такие путанные. Впрочем, он ведь не один, с рыцарем, и не просто рыцарем, а с рыцарем дома Кор. И этот рыцарь ему жизнь спас, а потом рядом с собой усадил! Хватит, остановил он себя, вино хоть и важное, а душа меру знать должна. Ещё только одну кружку…

А рыцарь натуры широкой – налил вина и хозяину. Тот поломался – поломался, да и выпил. И ещё. И ещё. Луу отставать неудобно, вежество не позволяет.

– Только принцесса эта… – хозяин понизил голос до тишайшего, наидоверительнейшего, – она приболела в дороге, видно. Приболеть немудрено, путь-то какой… Её, почитай, на руках внесли, никого не пускали. Дочка-то моя, что воду им подавала да прочее, говорит – в лихорадке принцесса, ломало, знобило, крутило её. А отдохнула – и наутро сама спустилась, бледная и слабая, но здоровая. Место тут у меня такое, целебное место… Помнится, позапрошлым летом раненого рыцаря привезли, повздорил он с кем-то, может, с другим рыцарем, весь изрубленный был – так за неделю поднялся, уехал крепче прежнего. А ещё был случай…

Хозяин превозносил достоинства своего дома, своей еды, своих слуг, своего сена, своего колодца, рыцарь изредка ронял слово-другое, а затем опять вступал хозяин.

Потом подали, наконец, и курицу, зажаренную на вертеле. Большая курица, не какой-нибудь недоспелый цыплёнок. Но сколь не велик кусок, а и он кончается… Луу, сытый и пьяный, всё-таки на ногах держался крепко, он и сам удивился подобной крепости – землю качало и кружило, но он, с лёгкой помощью стола и стен, сумел устоять. На свежем воздухе стола не было, зато оказались деревья. Хотя среди них тоже попадались разные, некоторые так и норовили боднуть, однако ж Луу-Кин не уронил достоинства, удержался, гордо взглянул на хозяина и с опаской на рыцаря – не разгневался ли на его заносчивый вид.