Андрей Караичев - Дневник провинции

– Братан, так понимаю, у тебя есть место, где ты можешь побыть один, там тебя никто не найдёт и, оно где-то в окрестностях Плотницкого?

– Ты прав, – недоумённо кивнул Сергей, – конечно, есть! Чего спрашиваешь? Боишься здесь оставаться?

Закрыв вежды и несколько раз тяжело вздохнув, Свиридов ответил:

– За себя давно не боюсь – я мёртв! После смерти Придана топтать бренный мир мне осталось ой как немного, скоро на встречу к Иисусу, – он перекрестился, – помнишь, я фото дочери показывал?

– На память не жалуюсь. – Не понял Бэтмен, к чему клонит Свиридов.

– За неё я боюсь. Раз Юрки нет… тебе придётся открыться. Придан поклялся помочь, может, вместе с тобой хотел это сделать, не знаю. Раз верил он тебе, верю и я, ты моя последняя надежда. Не парься, деньги есть, за бабками вопрос не станет: бог, свидетель – отблагодарю!

– Витёк, ты о чём? Опьянел чересчур? – У Племянника появилось острое желание уехать от собеседника.

– Нет… сейчас, Серёга, сейчас! Дай настроиться. Всё расскажу по порядку! Налей, пожалуйста, в два пальца, поддадим и излагаю суть вопроса.

Снова выпили. Свиридов долго крутился на стуле, выбирая место поудобнее, после наконец-то начал рассказ:

– Прошу, не перебивай: вопросы, поправки – потом! Собьёшь и я говорить больше не смогу. А так, разом выложу самое сложное, как на духу, на исповеди перед тобой. Добро?

– Начинай.

– Знаешь, ту машину, в которой я должен был находиться, но волей Господней оказался мой кореш, взорвали далеко не из-за криминального передела. Искренне каюсь: братана я специально вместо себя послал, знал: покушение готовится на меня. Думаю, сам ангел-хранитель предостерёг. Когда рвануло парней, я «общак» подрезал и свинтил сюда. Такое никогда не прощается. Рано или поздно влиятельные люди узнают, что я жив, может, уже знают… но пока не нашли. Честно? плевать мне на себя. Тут не в деньгах дело, вернее… не только в них. Водится за мной грешок пострашнее.

Виктор указал пальцами, чтобы гость снова налил. Выпили, он продолжил:

– Есть один человек, мы начинали работать вместе в конце 80-х, в Москве. У него с головой не в порядке, он псих – маньяк-убийца! Погоняло у него, звериное – Вепрь; по паспорту: Эдуард Дикий. Сам мелкий ростом, на цыгана похож чем-то, но чисто русский, знаешь, такое бывает? У меня с ним давние счёты. Вепрь не столько из-за денег убить может, куда ему их девать? Сколько из мести… своей безмерной и необузданной ненависти ко всему и вся, плюс – гнилой сущности. Правда, и это далеко не всё. Есть более страшная причина, чтобы Эдик мне отомстил… поверь, он это сделает! Я сменил группировку в 91-ом году, когда начался с Диким первый конфликт из-за мелочи. Блин, всё не то, о чём я, вообще?! Короче, жила одна лярва в столице, такая вся из себя, прям не знаю кто. Парней как перчатки меняла, унижала всех, деньгами сорила, словом – стерва. Начала эта, скажем так, женщина, отношения с моим новым главарём, кстати, роман у них, кажется, вполне серьёзный закрутился поначалу, потом она ему нагадила сильно, очень сильно. Сам понимаешь, как… не дурачок.

Свиридов замолчал и Сергей, подогретый любопытством, решил всё-таки поторопить:

– И что он сделал? Старший ваш?

– Что авторитеты в таких случаях делают? Отдал нам распоряжение, жестокое… возможно, обкололся, баловался «герычем» он, может, от другого чердак слетел. Приказал шеф её пустить по кругу и похоронить… заживо!

– Действительно, жестоко. – Поразился Авдеев.

– Мы пошли на дело вчетвером, – тяжело вздохнув, продолжал порядком захмелевший Витёк, словно говорил перед иконой, – отвезли ночью девку в лес под Москвой где-то, точно не скажу. Связали жертву, ритуал нужный сделали – «на хор» лярву поставили; вырыли яму глубокую, причём специально, у бабы на глазах. А она, тварь, нет бы молчать или о пощаде там просить… знаешь, что говорила? – «Вам всем хана, вы не жильцы, ублюдки!» – в таком духе. Разозлила сильнее! Только когда ей рот заклеили и в яму бросили, она поняла: шутки кончились.

– Дальше? – Пытался ускорить Сергей «жевавшего» слова рассказчика.

– Принялись закапывать. Слегка так: сначала на ноги кидали землю, чтобы не задохнулась сразу… она в истерики билась, мычала. Мы же с братвой ещё, чтобы стерва могла видеть, достали стаканчики складные, водки разлили в них и за упокой души её выпили – Господи, прости! помилуй, грешного! – едва не заплакав, начал креститься Витёк, – короче полностью её засыпали. Холмик по сторонам раскидали. Знаешь, Серёг, луна ярко светила, как фонарь и, тишина… сверчки только стрекочут, редкие птички поют. Помянули напоследок убиенную, закидали для верности могилу ветками и уехали к чертям собачьим, не в обиду ангелам сказано будет! Мне последнее время часто снится последний момент – тишина и яркая луна. Вроде ничего страшного во сне не происходит, всё равно: просыпаюсь с криком, в холодном поту.