Вольфганг Шрайер: Миссия доктора Гундлаха

Может быть, его слова запомнились Гундлаху потому, что выдавали заинтересованность и искреннее сочувствие Дорпмюллера к судьбе народа этой страны. Случилось так, что благословенная влага принесла с собой биларциоз, прескверное глистное заболевание. Оно пришло с залитых водой рисовых полей, из живописных озер и искусственных речных водохранилищ, в которых детишки плескались и наполняли свои калебасы, чтобы поливать огороды на другом, высоком, берегу реки... Дорпмюллер оказался человеком, которого мучили мысли об этих последствиях индустриализации. Боже, как часто твои удары достаются тем, кто их заслуживает меньше других...

А теперь остается от имени руководства фирмы пожать Дорпмюллеру руку и сопроводить его домой, где ему будет предоставлен полагающийся в подобных случаях внеочередной отпуск? Вместо настоящей задачи — пустяки, не требующие ни ума, ни сноровки.

Когда они пролетали над Бискайским заливом, подали обед. Меню ничем не отличалось от обычного.

— Желаете еще чего-нибудь? — спросила стюардесса, забирая поднос.

Она чем-то напомнила ему Франциску. Нет, Гундлах ничего больше не желал. Вечно эта нелепая спешка! Правда, скорость поначалу окрыляла и оглушала, как бы имитируя жажду немедленных действий, достижение поразительных результатов. Но со временем он начал все острее ощущать какую-то опустошенность, однообразие жизни. Вся эта нарочитая деловитость, сверхскорости — к чертям! За какое бы дело Гундлах ни брался, оно его самого не задевало, служило лишь продвижению по службе. Ему казалось, что между ним и окружающим миром вырастает холодная стеклянная стена, которую он иногда перестает воспринимать. В студенческие времена у них был для этого специальный термин: «отчуждение»... Но нет, их торопливость, их алчность объясняется скорее всего другим — осознанием того, что человеку дана всего лишь одна жизнь. И в убийственной гонке стремятся как можно больше втиснуть в эту жизнь, в немногие отпущенные годы; в этом-то, очевидно, все дело.

Он ненадолго задремал и проснулся от легкого прикосновения стюардессы к плечу. Темная-претемная ночь. Огни взлетного поля аэропорта «Панама-Токумен». Пружинящий толчок, вот самолет заканчивает пробег по взлетному полю, подают трап. Снаружи — немыслимая духота, свет прожекторов, струйки выхлопного газа автобусов. В прохладном зале аэропорта он узнал, что по техническим причинам транзитный рейс отменяется. Гундлах пробился к стойке воздушных такси, чтобы на последнюю тысячу километров — вряд ли расстояние до Сальвадора больше — зафрахтовать небольшой турбовинтовой самолет. В данном случае увеличение путевых расходов дома осуждать не станут. Та же мысль пришла в голову и одному господину из Японии. Сорок минут спустя они оба уже летели.

— Вы частый гость в Сальвадоре? — обратился Гундлах к своему соседу.

— Шесть раз в году.— Лицо господина в очках расплылось в улыбке.— Мы производим там текстиль и изделия из кожи. Кроме того, цепи противоскольжения из пластика.

— Ну и как идут дела?

— Увидите собственными глазами, поймете. Мне вы, возможно, не поверили бы.

Гундлах решил переменить тему, он знал, с какой неохотой многие деловые люди говорят о положении в странах, где у них есть предприятия. Итак, боссы японской текстильной промышленности дали работу женщинам Сальвадора — прежде чем их всех, до последнего человека, заменят роботы фирмы Кавасаки...

— А наша фирма,— сказал он,— построила порт в Акухульте, новое здание аэропорта, электростанцию на Рио-Лемпе.

— Мы намерены вскоре предложить вам цепи противоскольжения,— пообещал маленький японец.

Он щелкнул замком чемоданчика и, сияя, начал перелистывать рекламный материал, напечатанный на блестящей бумаге. У него был вид человека, который собрался завоевать для своих товаров новый рынок сбыта, забитый пока что всяким хламом.

— Сколько шоферов пролили кровь, пот или слезы из-за прежних цепей противоскольжения,— услышал Гундлах его негромкий, но настойчивый голос.— Поверьте, скоро это изменится... Но наш филиал в Сальвадоре производит, кроме них, защитные жилеты из того же материала — для полиции. Видите ли, прежние были слишком тяжелыми из-за металлической прокладки...

— Будем надеяться, что ваш жилет найдет применение.

— Пластик называется «кевлар». Дюпоновская лицензия... Каждый второй из шестисот пятидесяти тысяч полицейских в Соединенных Штатах имеет наш жилет. Есть человек триста, которым он, несомненно, спас жизнь. Судя по нашим тестам, он выдержит даже выстрел в упор из девятимиллиметрового «магнума», если это вам что-то говорит. В худшем случае остается кровоподтек...