Эдуард Резник - Там, где нас. Непутёвые-путевые очерки

– Вы потеряли ребёнка?

– Нет, я не могу найти Мела Гибсона! Я желаю с ним сфотографироваться!

– Так его тут нет.

– Как нет? Он же звезда!!!

– А ещё он антисемит.

– И поэтому его тут нет?!

– Просто антисемиты чуть дальше…

Странное место. Очень странное.

Тут можно обнять престарелую Мэрилин Монро, дёрнуть за бороду Линкольна, дать пинка Чарли Чаплину. Причём всё это бесплатно.

За деньги же на них можно прокатиться – в смысле, нанять для пешего обзорного тура.

Жаркая, как пустыня, Кэтвумен вжимает меня в свою силиконовую грудь, и мы фотографируемся.

Я отбиваюсь от неё, как капризное дитя, – жена же рядом. К чему мне эти скандалы в людном месте?

«Идите к нам, – зазывают глашатаи. – Мы покажем вам звёзды!»

– Куда? В планетарий?

– Нет, в Беверли-Хиллз!

– Спасибо, мы там уже были.

Не проходит и часа, а мы уже чувствуем себя здесь в своей тарелке.

В глубокой безразмерной тарелке густого варева, где такая жуткая гуща, что мы, мелкие перчинки, почти в ней неприметны.

Звёзды же мерцают отовсюду. Вот ступни Уилла Смита… Вот ладони Брюса Уиллиса…

Знаменитости увековечивают себя в бетоне, и отпечатки их органов тщательно обследуют сидящие на корточках поклонники – измеряют, сравнивают…

– Смотри-ка, а у меня больше! – кричит очередной счастливец. И ему завидуют.

– Ну что, проголодались? – спрашивает нас гид. И, получив одобрительное мычание, ведёт наше стадо на пастбище.

«Фуд маркет», или «Базар жратвы» – так переводится это место.

Справа скворчит, слева вспыхивает. Вокруг все что-то жуют, слизывают, глотают… Наше чрево стонет.

Нас захлёстывает азарт обжорства, и мы начинаем метаться. Кого же выбрать? Вот китайцы… вот японцы… вот бушующие в этом году свиным гриппом мексиканцы… Нет, к ним не пойдём, хоть и дёшево… О, пуэрториканцы!.. Стоп! Лучше к бразильцам!

– Смотри, – пихаю я жену в бок, – десять долларов, наваливай сколько влезет.

– А сколько влезет? – спрашивает она.

– Влезет, влезет! – уверяю я её.

И мы идём.

Тарелки просто гигантские. Железобетонные. С тройным дном. Мы нагребаем.

– Морковку бери, – дышит мне в лопатку супруга, – и салатиком, салатиком озеленяй.

В блюде уже гора, а мы только к мясу…

Ничего! Утрамбовываем ложками, создаём плоскогорье и киваем раздатчику:

– Мор, френд, мор! И с того шампура тоже!

Горячий жир течёт по рукам… Стерпится…

За десять долларов и карманы набьём, и за пазуху напихаем.

Вены взбухают, пот застилает…

И вот, наконец, я грохаю на кассу своё корыто.

Девчушка-кассирша, беспомощно озираясь, зовёт подмогу. Сбоку вклиниваются двое и, оттерев меня массивными животами, взваливают мою тарелку… НА ВЕСЫ?!

– Смотри-ка, что делают! – едва не задыхаюсь я. – Они же наш харч взвешивают!

А потом мы сидим грустные.

Аппетита – ни в одном глазу. Перед носами дымятся пищевые пирамидки Хеопса, а мы больше их не можем.

– Может, голодным раздать? – оглядываюсь я. – Должны же здесь быть хоть какие-то голодные. Капитализм как-никак…

Над нами кружат мухи. Нас тянет в сон. И жена лениво ковыряет вилкой в моём колене.

– Ладно, – говорю, – чего зря сидеть. Пойдём, что ли, осмотримся…

И правда, торопиться нам некуда. До автобуса ещё целых двадцать минут, и потому шествие наше чинно. Мы ж в Америке!

Обтекаемые людским потоком, выходим на фарватер. Мимо нас проплывают обмотанные золотыми якорными цепями темнокожие ребятишки. Проворно снуют мелкие мексиканские женщины.

Смоляные пучки на затылках, кошёлки, сумки, пёстрые одежды… Все устремлены в серое одноэтажное здание с волшебным словом Sale.

Делать нечего, заходим и мы.

– Да-а!.. – обвожу восхищённым взором бескрайние просторы текстильно-кожевенного рая. – Это вам не Пипиткин!

– То, что надо, – причмокивает супруга.

– Да нас же тут затопчут? – осторожно замечаю я.

– То, что надо! – повторяет она.

И бодро врывается в толпу.

– Стой! – кричу. – У нас же автобус!

Но рыба уже в своей стихии.

Людской кисель густеет, обволакивает. Вокруг эшелоны тряпья, магистрали вешалок, небоскрёбы стеллажей…

Сияя улыбкой победительницы, вдруг откуда-то выныривает моя благоверная, и в её судорожных пальцах я замечаю мяч!

– «Адидас»! – рапортует она. – Сынулику! Берём!!!

– Переть из Америки мяч?! Да у нас такого добра на каждом углу.

Но морзянка не смолкает:

– Сынулику! «Адидас»! Берём!