– В чем его вина? – спросил судья, с горестным вздохом отодвинув блюдо с недоеденным пловом, и вытер губы рукавом новенького халата.
– Он пил вино, о справедливейший из судей, – поклонился главный страж, – и заслуживает самого сурового наказания!
– Я сам решу, какого наказания он достоин! – жестко поставил судья стражника на место. – А ты, негодная свинья, презревшая заповеди нашей священной книги – Корана. – Кустистые брови судьи сошлись на переносице. – Ты сознаешься в столь гнусном деянии?
– Сознаюсь, о пресветлый Икрам-бей! – стукнулся лбом об пол Махмуд. – Каюсь, шайтан попутал! Это все он!
– Ты с ним, что ли, пил? – усмехнулся судья собственной шутке, но больше никто не засмеялся.
– Нет, нет, – запротестовал Махмуд, испуганно отшатнувшись. – Что вы!
– Ну хорошо! Ты уважаемый в городе человек, Махмуд, и поэтому… – Судья воздел к полотку алчные глазки и побарабанил по подбородку пальцами. – С тебя причитается двадцать золотых штрафа и двадцать палок по пяткам. Благодари меня за мою доброту!
– Помилуйте, о светлейший судья – целых двадцать золотых! – застонал Махмуд, молитвенно воздевая ладони.
Синдбад, стоявший в дверях, хорошо понимал чайханщика – жадность того была известна всем. Махмуда больше волновала потеря денег, нежели весьма болезненное наказание.
– Ты отказываешься воспользоваться милостью, оказанной тебе? – вспыхнул судья, подавшись вперед от негодования. Его толстые щеки негодующе заколыхались.
– Нет, но… – залепетал вконец перепуганный чайханщик. – Двадцать золотых…
– Тридцать золотых! – выкрикнул судья. – И тридцать палок по пяткам! Уведите.
Икрам-бей махнул рукой, подвинул к себе блюдо с пловом и как ни в чем не бывало продолжив прерванную трапезу.
Махмуда утащили во двор для наказания, а толпа любопытных начала разочарованно расходиться. Синдбад спустился с лестницы последним и поплелся обратно в чайхану. Сзади доносились глухие удары и вскрики уже порядком охрипшего от непрестанного крика чайханщика.
Махмуд вернулся в чайхану лишь спустя час. Он вперевалочку доплелся до лестницы, непрестанно охая, взобрался по ней, стараясь не наступать на пятки, и тут увидел сидящего на топчане Синдбада – тот преспокойно потягивал чай из пиалы. Больше в чайхане никого не было. Похоже, народ разумно решил, что сегодня Махмуду будет не до того.
– Ты! – воскликнул Махмуд, потрясая кулаками. – Мерзкий оборванец, отродье шайтана, смотри, что ты натворил!
– Я? – искренне удивился Синдбад, ткнув пальцем в грудь. – Э-э, уважаемый, неужели я насильно вливал в вашу почтенную глотку араку?
– Ты еще дерзишь, негодный отпрыск облезлой верблюдицы и пустынного шакала? Зачем ты меня опоил? О, позор на мою голову!
– Не умеешь пить – не берись, – философски заметил Синдбад. Сам-то он уже вполне пришел в себя и выглядел трезвым, словно стеклышко.
– Ах ты!.. – ринулся было на своего работника Махмуд, но замер на полушаге, поморщившись от боли и схватившись за поясницу. – Ох-х! – Затем махнул на Синдбада рукой и, прихрамывая, скрылся в комнате, где недовольно принялся звенеть монетами.
В чайхане Махмуд появился только минут через десять, неся в руке красный, вышитый золотой нитью кошелек.
– На! – кинул он кошель в ноги вальяжно развалившемуся на топчане Синдбаду. – Отнесешь судье.
Синдбад подобрал кошелек, слез с топчана и, подвязав саблю к поясу, которой страшно дорожил и гордился, вышел из чайханы. Солнце уже палило вовсю, и пока Синдбад добрался до дома судьи, располагавшегося почти в центре города, успел несколько раз облиться потом. Взбежав по лестнице наверх, Синдбад постучал костяшками пальцев в косяк распахнутой настежь двери.
– Тук-тук, у вас все дома? – осведомился он и заглянул внутрь.
Судьи в комнате не оказалось. В главной комнате прибирался худощавый, кривой на один глаз слуга в драном халате. Судя по его виду, ему мало что перепадало со стола судьи-обжоры.
– Что вам угодно, почтеннейший? – с уважением спросил слуга, держа в руках пустые блюда и глядя на богатую саблю, торчащую у Синдбада из-под халата.
– Нам угодно видеть почтенного Икрам-бея, – сказал Синдбад, гордо вскинув подбородок.
– Хозяин изволит спать, – извиняющимся тоном произнес слуга.
– Как жаль… А я ему деньги принес.
Синдбад вытащил из-под халата кошель и подбросил его на ладони. Глухо звякнули монеты.
– Деньги? – спохватился слуга, словно завороженный глядя на тугой увесистый кошелек. – Я немедленно доложу хозяину, что его ожидают.
Читать дальше