Ади Сноу - В поисках Локи

– Ну, что, Черныш, – говорил сочувственно брат, открывая дверь, – чё опять хнычешь?

И Дэн, шмыгая носом, рассказывал, что ребята понапрасну взъелись на него, совсем понапрасну! Ну кто ж мог знать, что Сикорски засыпет в тоннеле, гусеницы окажутся настолько ядовитые, что Ларку повезут в больницу, благо хоть Серый с Тощим отделались сыпью и болью в подмышках! Что шмели, такие толстые и добрые, оказывается не жалят только Дэна, а Задиру очень даже жалят… Что бабушки недолго будут умиляться песенкам и стишкам, потому что щебёнка из-под башмаков самого Дэна, закрутившегося волчком в веселой пляске, полетит в их слезящиеся от умиления глаза, хорошо хоть, почти все старушки в очках! И, да, кто ж мог предполагать, что влетит почему-то не ему одному, а всем.

Брат никогда не ругал своего Черныша. Он сочувственно хлопал его по плечу, и говорил:

– Ну, не вешай нос, чудище! Конечно, легко не облажаться, пуская струю в муравейник или торгуя листиками! Чем круче затея, тем выше риск! Ах ты ж, мой долбаный гений!

Дэн вытирал нос, смеялся и обнимал брата, тот наклонялся и громко чмокал его в макушку. Потом брал на плечи и подпрыгивал, а Дэн пригибал голову, чтобы не врезаться в потолок, и хохотал, захлебываясь от счастья.

Если же дверь открывала бабушка, то увидев зарёванную физиономию внука, для начала отвешивала ему подзатыльник, а потом подтаскивала к зеркалу и тыкала носом со словами: «Ты посмотри на себя! Ты на кого похож? Ты что ж меня позоришь?»

Дэн не знал, на кого он похож. На бабушку и брата он похож не был, равно как и на мать. Ничего общего. Вот разве нос поначалу был такой же маленький и курносый, а лицо – круглое. Ну так это у всех младенцев. На отца он походил… совсем чуть-чуть. Если приглядеться. И, хотя яркие глаза и острый профиль были у обоих, разницу Дэн чувствовал, и злился, когда их сравнивали. Немного утешало то, что отец злился еще больше.

А вот зеркала Дэн любил. Почти также сильно как огонь. Особенно с тех пор, как почувствовал в себе Нечто. То, что он скрывал, но не удержался и выпустил, тогда – во время магического ритуала со свечками и волосами.

Оставаясь один, он приоткрывал дверцы шкафа и трюмо так, чтобы образовался зеркальный коридор, зажигал свечу и всматривался в глубину. Он всё чаще ощущал ветер, почти слышал голоса и смех, пламя свечи трепетало, сердце бешено колотилось. Именно там, в зеркалах, Дэн смог рассмотреть странные знаки, которые снились ему раньше. Во сне они были нанесены на плоские камни, он вытаскивал их из мешочка и раскладывал. Но тогда ему не удалось как следует вспомнить всё утром – бабуля с криком сдёрнула с внука одеяло и за ногу стащила с дивана. Вот никак ей не нравилась его привычка лежать в постели, когда уже проснулся.

⠀

Дэн ползёт, нет, летит, свиваясь в кольца, с наслаждением бросая свое тяжёлое чешуйчатое тело вперёд. Перевоплощения так захватывают! Змеиная форма имеет недостатки, но пьянит как глоток хмельного мёда. Разве человеческое тело может так обвиться кольцами вокруг дерева, заглотнуть целиком зазевавшуюся птицу, или с огромной скоростью шуршать по камням и острому льду? Разве сможет оно обнять свою возлюбленную всю, целиком, от крепких лодыжек до шеи? А этот раздвоенный язык, который чувствует во сто раз острее, чем и пальцы и язык человека вместе взятые… Он и осязает, и пробует на вкус.

Дэн-змей рассчитывал произвести впечатление, и добился своего – прекрасная великанша подскакивает на месте, выставив перед собой меч – что-то страшное стремительно врывается в пещеру, сметая ледяные карнизы мощным извивающимся телом. ⠀

– Ах милая, – лукаво шипит змей, в мгновение оплетая хвостом её правую руку, сжимая, заставляя выронить меч, – потом ведь плакать будешь, когда поймёшь, кого зарубила!

⠀

– Ты! – выдыхает она, мгновенно расслабившись, – ах ты, сукин сын! Ты когда-нибудь перестанешь меня удивлять?

– Только когда ты мне надоешь, – шелестит змей, всем телом лаская свою избранницу, наслаждаясь её хрипловатым раскатистым смехом, таким счастливым, таким…

Щебет утренних птиц неуместным шумом врывается в уши. Дэн чувствует, что не может удержаться во сне, сон рвётся, тончает, растворяется. Эх, всё… Привет утро, привет привычный мир!

Дэн так и не рассказал тогда никому про волчий сон. Сейчас он сам удивлялся, как он мог хотеть про него рассказать?

Сны приходили всё чаще и чаще. Они были короткими, обрывочными. Но Дэн учился их запоминать. Эти обрывки его прошлой жизни (а он почему-то твёрдо знал, что это его жизнь!) приходили не в хронологическом порядке, скорее наоборот. Первые сны были самые смутные и они здорово пугали. У некоторых было неприятное послевкусие, его хотелось смыть, и Дэн долго сидел в ванной, включив воду и подставив пальцы под струю, пока бабушка не начинала дубасить в дверь, Вот и хорошо, что они не запомнились!