Лев Леонтьев - Боль

В кабинете Панкратова собраны экземпляры, склонные к самосовершенствованию, каковым Дмитрий считал и себя. И занятие себе выбрал соответствующее: как появляется брешь в работе, начинает вбивать в компьютер свои мысли. Не особо рассчитывая, что впоследствии их оценят потомки, или же какое-нибудь издательство заинтересуется ими и пустит в большое плавание в виде книг, ароматно пахнущих типографской краской. Впрочем, одно из своих произведений – детективный роман – Дмитрий рискнул послать в три издательства. Два промолчали, из третьего пришёл ответ, в котором отмечались несомненные достоинства Дмитрия как автора, в частности, самобытность изложения, а концовка была неутешительной: «К сожалению, нашему издательству Ваше произведение не подходит». Всё ясно, значит, дрянь. Собственно, Дмитрия это не особо расстроило, даже так: совершенно не расстроило, – поскольку писалось в рабочее время, зарплату за которое Дмитрий получал. То есть можно считать, роман уже продан. Пускай не так дорого, как хотелось, главное – труды не пропали даром. Кроме того, писалось от души и для души – а это уже здорово, даже если результат остаётся непризнанным и неоплаченным. И что ещё немаловажно: при написании попросту убивалось время, которое оказалось совершенно свободным, лишним. Дмитрий же считал, что лишним время быть не должно – слишком дорогая эта штука, время. И у него оно тратилось с толком. Ну, не получилось дополнительного заработка, ну и фиг с ним. Он – не главное. Дмитрий заставил активнее работать мозги, поупражнялся в изложении мыслей, потренировал пальчики, клацая по кнопочкам клавиатуры. Всё это полезно, а главное – тренировать мозг. Как мышцы рук и ног, пусть работает, набирает силу. Или хотя бы не теряет ту, что уже есть. Дмитрий будет писать ещё, а когда получится нечто, что самому себе понравится – снова пошлёт в какое-нибудь издательство: а вдруг на этот раз получится?.. Впрочем, особых иллюзий у Дмитрия нет: ну, приняли, напечатали, дальше что?.. Посыпались миллионы?.. Вряд ли: не так щедро оплачивается писательский труд. Вот если бы Дмитрий наштамповал штук двадцать-тридцать романов, и все они были бы напечатаны и распроданы, и при этом читатель вопил бы: «Давай ещё!..», – вот тогда можно было бы по ночам, отрывая время от сна, слюнявить, пересчитывая, многочисленные крупные купюры и уже под утро запихивать тяжеленный чемодан с богатством под кровать, насладившись приятным процессом. А ежели издан один посредственный романишко хилым пробным тиражиком в одну-три-пять тысяч экземпляров – то чего там считать?..

Дмитрий оторвал взгляд от сосновых лап и уставился в монитор. Пора напечатать ещё пару страниц. Пальцы рук дрогнули, потянулись к кнопочкам и тут же опустились. Опять эта боль!.. Острая, невыносимая. В области солнечного сплетения. Дмитрий чуть не заорал благим матом, таким неожиданным и острым был приступ. Собственно, ожидалась эта боль всегда. Не было часа, минуты, чтобы Дмитрий не вспоминал о ней. В том, что боль появится, сомнений не было, вопрос в одном: когда?.. И не было дня, чтобы ожидания обманывали: боль обязательно просыпалась и, как правило, в самое неподходящее время: вызвал начальник, позвонили по телефону, подошёл сослуживец за советом, наступил обеденный перерыв… Кусок в горло не лезет, даже когда что-то слегка побаливает, например, зуб ноет, а тут такая зверская боль!.. Внутри пожар, слёзы на глаза наворачиваются, впору искрам из них посыпаться!.. Когда с тобой такое творится, попробуй дать вразумительный ответ руководителю или кому-то ещё. Нужные слова никак не желают подбираться, язык не ворочается. Чувствуешь себя полным идиотом. Порой во время таких диалогов с начальником происходили перепалки. Наверное, со стороны смешно было бы наблюдать, как два взрослых человека произносят нормальные слова, увязанные в доступные для понимания последовательности, но при этом никак не могут понять друг друга. Начинают нервничать, покрикивать. Понятно, что начальник покрикивает громче и дольше – на то он и занимает руководящий пост, чтоб держать подчинённых в узде. И при этом имеет право на солидное преимущество: он на тебя заорёт вот так, а ты не должен вовсе, ну, а если уж сорвался, то твой крик должен быть вдвое тише. А лучше втрое или даже вчетверо. И выражения должны быть более мягкими. И ещё начальник может заткнуть тебе глотку, а ты ему нет: выслушивай всякую хрень, пока руководителю не надоест над тобой измываться. Даже кабинет не имеешь права покинуть без разрешения. А начальник, когда ты ему надоешь, вдруг возьмёт да и выгонит тебя. Да ещё резким тоном: «Панкратов, выйди из кабинета!..» Вот так, очень просто: всё, парень, надоел, иди работай. При этом лицо командира благородно багровеет от праведного гнева. А ты смиренно поднимаешь со стула свой зад и плетёшься к двери. Впечатывать в компьютер новые мысли. Возможно, на этот раз по поводу только что состоявшегося разговора с начальником. И вообще – о нём, твоём непосредственном руководителе. А рассуждения эти плавно перейдут в размышления о начальниках вообще. И тут уж влетит и главному инженеру предприятия, и его заместителям, и даже директору электростанции!.. Да чего уж там, и Президенту Российской Федерации, а потом и главе Соединённых Штатов Америки, хотя, казалось бы: он-то тут каким боком?.. Он что, тоже имеет отношение к производству электроэнергии на Урале?.. Видимо, всё-таки имеет – косвенное. Так кажется, когда повздоришь с начальником…