Владимир Шорохов - Вторая попытка

– А ты и есть живая, – отвечал ей Акони, который порой совершенно забывал, что перед ним не человек, а лишь его оболочка.

– Я знаю, – немного грустно отвечала она и, взяв из библиотеки очередную книгу, шла в маленький сад, который она развела в комнате отдыха.

Полёт шёл второй год – скачок за скачком, от звезды к звезде. Бортовой анализатор Мана считывала пространство, определяла границу «комфортной» зоны для планеты и, если таковая была, то проводила разведку. И опять Акони был не нужен. Порой он задумывался, а зачем он вообще сел на корабль, ведь чёртов компьютер справлялся с поставленной задачей в сотни раз лучше, чем человек.

– Скучаем? – поинтересовалась Кани и по-детски шлёпнула его ладошкой по затылку.

– Ты так меня убьёшь! – он обрадовался, что она обратила на него внимание, и сделал вид, что возмутился.

– Ты живучий. Ну что, пойдём готовить ужин?

– Что на сей раз? Помидоры или помидоры? – улыбнулся он и, закрыв книжку, сразу же встал.

Ему нравилось собирать урожай с плантации, располагавшейся на третьем уровне корабля. Он мог рассматривать каждый плод баклажана или болгарского перца по несколько минут. А с огурцами у него был особый разговор, – это было связано с его детством. Он любил их нюхать и, даже не сорвав, лизать языком.

– Ты что делаешь, извращенец? – смеялась Кани и подсаживалась рядом.

– Так вкуснее, – отвечал Акони. – У нас в детстве было запрещено выращивать фрукты и овощи.

– Это был такой закон?

– Да. Но мы в маминой спальне всё же повесили фитолампы. С сестрой мы целых пять дней ходили в парк и, делая вид, что рассматриваем цветы, собирали на клумбе землю. Тогда мы посадили три больших горшка, и у нас появились ростки. Ты представляешь, такие маленькие огурчики – и самые настоящие! А один раз я не выдержал и три съел, а их всего-то было пять. Сестра меня отлупила, а вот мама даже не ругала, просто просила молчать.

– И что, никто не поймал вас за этим занятием?

– Никто. У нас урожай шёл за урожаем. Мы научились делать подкормку, а потом вообще избавились от земли и перешли на гидропонику. За год мы собрали шестьдесят четыре огурца. Ничего слаще я в жизни не ел. Это только потом, когда поступил на военную службу, попробовал уже совсем другие.

– И они оказались на вкус как трава, – предположила Кани и, вытянув шею, вдохнула огуречный аромат.

– Да, это уже совсем не то, – вздохнул он.

В космосе меняются и вкус, и запах. Даже мысли начинают по-иному приходить.

Акони посмотрел на девушку. Конечно же, он прекрасно знал о том, что телом она не живая, но она пленила его своими рассказами о своём детстве – о том, как покоряла гору, как дралась и как после этого плакала. Для него она была абсолютно живой. Вместе они часто засиживались в кают-компании, и потом, уходя спать, он ещё долго о ней думал.

Этого не должно было произойти, но это произошло. Бортовой анализатор отчитался, что разведка на обнаруженной планете ничего не нашла, а значит, завтра предстоит старт и две недели прыжков до новой цели.

Они весь вечер просмеялись, а напоследок Кани рассказала о том, как впервые влюбилась. После этого она замолчала и с грустью посмотрела ему в глаза. Потом встала и молча пошла в свою каюту.

– Ты не помнишь? – он знал, что часть сознания Кани была исключена из перезаписи.

– Спокойной ночи, – ответила она и уже подошла к двери, и тут Акони её обнял.

«Зачем? Зачем?! Зачем?..», – сотни раз после этого спрашивал себя Акони. Он её поцеловал. Губы девушки были сделаны из углепластика. Но они были не холодными, а почему-то тёплыми. От одиночества в космосе можно было сойти с ума. Так хотелось с кем-нибудь поговорить, к кому-нибудь прижаться и, уткнувшись носом в чьё-нибудь плечо, замурлыкать как котёнок.

– Я пойду отдыхать, – прошептала девушка и, дотронувшись до его лица, провела рукой по небритой щеке. Кани сделала шаг назад и, открыв дверь, вошла в спальню. – Спокойной ночи, – пожелала она ему и закрыла за собой дверь.

«Дурак!», – закричал он на самого себя в сердце и, резко развернувшись, ушёл к себе. У него на Лико остались жена и двое детей; третьего он так и не увидел. Ола была на седьмом месяце беременности, шутила о том, что, когда он прилетит, родившаяся дочь уже выйдет замуж.

«Она биоробот! Она – дрон с живым интеллектом, но мёртвая внутри!»

Продолжая себя ругать, Акони сел на кровать, провёл пальцами по губам, вздрогнул, как если бы сделал что-то неприличное, тяжело вздохнул и, раздевшись, лёг.