Альфеус Веррилл - Альфеус Хаятт Веррилл. Повести и рассказы

В течение нескольких дней после этого я бродил по долине, уповая вопреки всякой надежде обнаружить какой-нибудь выход, который я проглядел раньше. С каждым днем река тоже спадала, и ее течение уменьшалось, и я заметил, что поток больше не заполнял свой туннель через скалу в нижней части долины. Теперь над водой виднелось отверстие в несколько футов высотой и футов пятьдесят или больше в ширину, и именно это отверстие в конце концов натолкнуло меня на мысль, которая казалась единственно возможным решением моей дилеммы. Разве невозможно было бы сбежать через этот туннель? Конечно, такое предприятие было бы крайне опасным. Я бы вошел в неизвестный Стигийский проход, который вполне может оказаться ловушкой.

Насколько я знал, туннель может сузиться или уменьшиться в высоту, где будет полностью заполнена бегущей водой. В одном или сотне мест путь могут преградить зазубренные скалы. Где-то внутри утеса могут быть водопады или пороги, или даже если внутри скалистой стены не существует ни одной из этих угроз, поток может обрушиться в пропасть или течь с ужасающими порогами там, где он выходит на дальней стороне. И у меня не было возможности узнать, какой длины может быть туннель. Река может протекать под землей на многие мили, или, опять же, проход может быть меньше пятидесяти футов в длину. Я обдумал все это и понял, что слепо идти на это было бы сравни самоубийству. Но постепенно, по мере того, как я обдумывал эту идею и она росла в моем сознании, я начал формулировать планы, чтобы узнать что-то определенное о туннеле и ручье, прежде чем всерьез задуматься о попытке сбежать по реке. Это было очень просто, как только это пришло мне в голову, и без промедления я приступил к осуществлению этого на практике. С этой целью я соорудил миниатюрный плот и, прикрепив к нему длинный моток виноградной веревки, позволил ему проплыть в туннель. Веревка быстро натянулась, и плот исчез в отверстии в скале, пока почти двести футов не проскользнули плавно и без рывков или задержек сквозь мои пальцы. Очевидно, на таком расстоянии в пределах прохода не было ни порогов, ни водопадов, ни рифов.

Но я также хотел убедиться, что пространство между водой и крышей остается постоянным, и расширяется ли туннель или сужается. Вскоре я придумал план определения этих моментов. Вырезав несколько стапелей, я закрепил их вертикально, как мачты, на моем маленьком плоту, и нарезал их разной длины: самый длинный почти пять футов в длину, самый короткий – едва ли фут в длину. Затем, по ходу дела, я слегка связал тонкие палки разной длины и снова позволил моему экспериментальному плоту проплыть в проход, зная, что, когда я снова вытащу его, состояние палок будет довольно точным показанием условий прохода. И, к моей радости, когда плот был вытащен обратно, я обнаружил, что сломана только одна из вертикальных палок, и то самая длинная, в то время как ни одна из горизонтальных палок не была повреждена или отсутствовала. Убедившись, что крыша пещеры находится по крайней мере в четырех футах над водой на протяжении полных двухсот футов от входа и что она никак не меньше десяти футов в ширину, я решил лично осмотреть это место. Для этого потребовалось бы построить плот, достаточно большой, чтобы я мог плыть, и несколько дней ушло на эту работу и на сбор огромного количества лиан для веревки, поскольку я намеревался проникнуть далеко за пределы двухсот футов в своих исследованиях.

К счастью, в долине было много легких бальсовых или трубчатых деревьев, и построить плот было сравнительно легко. Но для людей-обезьян это отдавало магией и колдовством. И когда они увидели, как это грубое изделие покачивается на воде, и увидели, как их король ступил на борт и поплыл вниз по течению, они пришли в полный ужас, били себя в грудь и причитали, очевидно, думая, что их белый монарх собирается покинуть их навсегда.

С большим трудом я успокоил их и, вытащив плот на сушу, сошел на берег. Но еще труднее было заставить их разрешить мне снова подняться на плот, и я знал, что у меня будут еще более связаны руки, если я попытаюсь войти в туннель. В этом случае они, несомненно, почувствовали бы, что я их покидаю, и, несмотря на мое нетерпение, я знал, что мне придется отложить свои расследования до тех пор, пока они не привыкнут видеть, как я плыву по реке. Таким образом, в течение следующего дня или двух я совершал ежедневные поездки вниз по течению на своем плоту, с каждым днем приближаясь все ближе и ближе к своей цели, и когда новизна прошла, а дикари узнали по опыту, что я всегда снова выхожу на берег, они начали смотреть на мое необъяснимое занятие как на обычное дело, чего и следовало ожидать. Но как я ни старался, я не мог заставить ни одного из них, даже самого Мумбу, ступить на борт плота. Именно во время одного из таких коротких путешествий я сделал еще одно открытие, которое, не будь я пленником, наполнило бы меня или любого другого человека волнением и восторгом. Плот сел на песчаную отмель, и, чтобы освободить его, мне пришлось сдвинуть несколько булыжников хорошего размера. Делая это, я уловил безошибочный желтый отблеск среди мелкого черного песка в углублении, оставленном камнем. Забыв обо всем, забыв о своем состоянии, о своем окружении, даже о планах побега, я упала на колени и лихорадочно, с быстро бьющимся сердцем, копала гравий. В следующее мгновение, почти затаив дыхание, я застыл над огромным золотым самородком, весившим целых десять фунтов. Быстро, с помощью мачете и рук, я разгребал песок, останавливаясь каждые несколько мгновений, чтобы вытащить грубый желтый комочек, пока мое первое возбуждение не прошло и здравый смысл не вернулся. Я выпрямился и разразился безумным смехом. Я все еще был пленником долины людей-обезьян, и все золото в мире не имело для меня ни малейшей ценности, пока я не был уверен, что смогу сбежать. Но, как и изумруды, золото, если я когда-нибудь покину это место, станет богатством, и я решил, что прежде чем предпринимать какие-либо попытки сбежать, я должен обзавестись хорошим запасом драгоценного металла.