Татьяна Иванько - В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 3. Том 2

А видел я много такого, к чему, как выяснилось, не был готов. Это заставило меня окончательно повзрослеть. Я, выросший в благополучии и сытости даже, за последние десять лет всеобщего упадка и бедности, не видел такого.

В сёлах жизнь была намного лучше, то, что выращивали, везли в города, но тоже уровень был не намного выше, всё те же плохо одетые люди, чумазые дети, все с какими-то голодными глазами, женщины в странных платьях, похожих на старушечьи ночнушки, и платках, завязанных назад. Я не говорю о разбитых развороченных дорогах, по которым ездили старые ржавые автомобили, для которых даже это название было слишком прекрасно. В Москве такого я уже давно не помню, такой бедности, с самого 90-го, даже забыл, а тут как путешествие во времени…

У ополченцев и местной милиции древние карабины, худые бородатые лица со строгими прищуренными глазами. Курят много, не пьют. С ними мне кажется всё время, что я младше их лет на двадцать, хотя многие значительно моложе.

Наши спецназ и военные одеты и вооружены хорошо, но грязь чернозёма впитывается и в них, в итоге все похожи.

Ездили мы и ко второй стороне, им нравилось сниматься, нравилось демонстративно говорить о своих планах с ухмылочками именно перед нами, русскими журналистами. Впрочем, за первую же такую поездку мы с Игорем получили по первое число.

– Да вы охренели, мозгов нет? В заложники возьмут, кто выкупать будет?!

Мне хотелось сказать, что вообще я богатый, будет, чем выкуп заплатить, но разумно промолчал, слушая, как комбат разносит нас, щедро пересыпая речь матом. Сказать, как пришло мне в голову, это было ужасно глупо и по-детски, думаю, скажи я так, он бы мне подзатыльник врезал, даром, что он метр с кепкой, а я под два…

– Чехи на похищениях зарабатывали все последние годы, а вы тут сами в руки лезете, придурки, – он зло сплюнул сквозь зубы. – Мажоры московские, на сафари, что ль, приехали? Так и на сафари львы жрут таких как вы.

Я вспыхнул было, возмутиться этим определением, вовсе не справедливым с моей точки зрения, а потом остановил себя, потому что он, по-своему, прав, мы действительно проявили безответственность, он же отвечает за нас, а никому за случайно пропавших дураков получать плюхи не хочется. Словом, я промолчал. Я уже говорил, что вообще всё время чувствовал себя здесь салагой, влезшим в компанию больших парней, а во время этой выволочки особенно. И всё же идею снова съездить «на ту сторону» мы с Игорем не оставили, решив только присоединиться к каким-нибудь иностранцам, чтобы не будить зверя, что называется, к иностранным журналистам боевики относились намного благожелательнее, им хотелось выглядеть повстанцами, а не бандитами, и западные коллеги им в этом очень помогали.

Но пока заканчивался штурм Грозного, превращённого в руины. Город взяли, это было ясно с самого начала, мужики настоящие герои, но главари всё же утекли по сёлам и горам, и оттуда их выбивать теперь придётся долго и больно, а они станут выползать из нор и жалить, и жалить больно.

– Но не смертельно, парни, – усмехнулся симпатичный майор спецназа, потерев грязную щёку. Мы вообще тут были довольно грязны, конечно, норма здесь и в Москве сильно отличаются во всех смыслах. – Придавим и этих. Плохо было то, что скоро «зелёнка» закроет всё…

Он закурил, предложив и нам, щуря серые глаза, морщинки вокруг глаз у него оставались белыми, в то время как всё лицо успело забронзоветь. Таких как он мы встречали тут в каждой части, и я поражался, как много, оказывается, вот таких настоящих крепких умом и телом мужчин у нас…

Один комбат, настоящий герой, к слову сказать, сам рассказывал нам с искренним восхищением о своих парнях.

– Удивительно, но каждый тут за родину жизнь отдаст и отдаёт каждый день, не задумываясь. На гражданке может, и ругали и выказывали недовольство, а здесь ни один не сомневается в том, что делает. Никто. Так-то. А мальчишки вообще воюют лучше всех, вот эти, пацаны зелёные.

– Оно ясно, смерти не бояться, – кивнул, соглашаясь, Игорек.

Ну и я поддакнул:

– Чем моложе человек, тем менее реальна для него смерть.

Комбат посмотрел на меня, качая головой.

– Все бояться смерти.

А я подумал, что бояться, когда она уже заглядывает в глаза, а если она берёт других, ты не веришь в неё, и ничего не боишься… даже здесь. И особенно здесь. Удивительно, но это так.

Но в мае я получил-таки возможность испугаться, но, правда, слегка. Меня ранили, легко, но в момент, когда пуля ударила в моё плечо, стало сначала очень горячо, как-то онемело, и только потом загудело и стало очень больно, я увидел, что потекла кровь, и вдруг понял, что, оказывается, тело имеет слишком большое значение, такое же, как и для всех прочих людей, которых я видел ранеными и мёртвыми каждый день…