Павел Полоз: Зеркала судьбы. Черные барханы

Спустя минуту, повинуясь неслышному приказу, удалились все кроме самого крупного вайгарака. Ящер поднялся на гребень бархана, склонился и вытянул переднюю лапу вперед. Ведьма грациозно забралась на шипастого зверя и устроилась у него на широкой шее. Она схватилась за два изогнутых рога, что росли возле ушных отверстий, и отдала приказ.

Она не помнила сколько раз приходила в себя и сколько раз снова проваливалась в черноту. В очередной раз она открыла глаза, когда солнце начало припекать, а в горле першило. Санара огляделась и, шепча благодарность ангелу – хранителю, отползла в тень гигантского камня, что странным белым клыком торчал из песка. Сильно хотелось пить. Она осмотрела и ощупала себя. Конечно, сумка и фляга остались в зурайнаке.

Она облизнула пересохшие губы и подтянула ноги к груди, пряча их от палящих лучей. В голове мелькали картины последних секунд полета. Она помнила, что ударилась обо что-то и разжала руки. Потом пришла темнота. И вот она здесь.

Только, вот, где это здесь, мелькнула мысль.

Но эту мысль, словно растворило желание, сделать хотя бы глоток воды. Бог с ним с глотком, хоть капельку, на язык, который уже казался ватным. Слюна густой слизью заполняла рот, но сглотнуть ее она не могла.

Воздух обжигал при каждом вдохе. Время почти остановилось, будто увязло. Тени смещались безумно медленно, но она следовала за ними, прячась от солнца.

Санара перебирала в уме, что может сделать и крепчающая жажда, назойливо подсказывала единственное из возможного – конденсировать влагу из воздуха. Но она, пока оставались силы, гнала эту мысль прочь.

Из оружия, ”Огненный тюльпан” и три патрона в барабане, эспада осталась в зурайнаке. И самое главное, она одна – одинешенька. Воспользуйся она палой , чтобы добыть воду, и набегут хаялеты. Конечно, пару она уложит, а если их будет больше. Что тогда? Последний патрон себе. Что за чушь? Работать командой проще, мелькнула мысль и снова потонула в вихре единственного желания – пить.

Она повозила языком и облизнула губы. Дышать становилось тяжелее с каждой минутой. Казалось, внутри все горит. Санара плотнее прижалась к белому камню спиной, едва ощущая прохладу, или ей это просто чудилось.

Она снова отползла, двигаясь за тенью. Старалась задержать дыхание, чтобы не ощущать обжигающий жар и не потерять те остатки влаги, что еще хранило ее тело. Голова опустилась на песок, глаза щипало, и закрыть их оказалось еще большей мукой, чем сделать очередной вдох.

Она смотрела на ровный ковер разноцветного песка, только сейчас, каждая песчинка казалась такой тяжелой и неповоротливой. Руки дрожали и не слушались. Санара кое-как пошевелила рукой и пододвинула ближе к лицу запястье. Из последних сил она сдвинула рукав блузы и различила блеск наручного браслета.

“Почему я так ослабла, – думала она. – Наручи на месте, но силы, будто утекают с каждым выдохом. Неужели пала не может компенсировать обычное обезвоживание. Возможно, здесь кругом очередная разновидность минерала, рассеивающего живу. Да, не повезло. Может быть, я до сих пор жива, потому что не совсем обычный человек. Как же пить хочется . . .”

Пальцы зарылись в горячий песок, и ослабший кулак поднял малую горсть. Ручеек песчинок, словно камнепад, посыпался меж пальцев. Санара понимала, что в обычных условиях, едва бы различила шорох разноцветных песчинок. Но в эти мгновения ей казалось, что она слышит удары одних каменных громадин о другие.

Она еще раз капнула песок и откинула горсть, затем еще раз и еще. Санара стала углублять ямку, повинуясь едва различимой надежде, откапать, если не воду, то хотя бы холодный, а если повезет, возможно, и мокрый песок. А мысли то толпились в хаотичном хороводе, то разбегались от единственного, самого громкого беззвучного крика – воды!

Как она не старалась, ямка не хотела становиться глубже, песок предательски осыпался, то ли рука работала слишком медленно, то ли песок оказался слишком сухим и сыпучим. Она с силой вдавила ослабевшие пальцы в разрытый, как ей казалось, котлован, с хрипом выдохнула, подняв облачко пыли, и потеряла сознание.

* * *

В чувство ее привела предзакатная прохлада. Санаре же казалось, что каждую клеточку кожи, касается острая снежинка, а губы нещадно изрезаны тончайшим лезвием. Языка она не чувствовала. Только теперь пришло осознание, что будь она обычным человеком, то, скорее всего, уже стала бы добычей стервятников или других падальщиков, которые водились в этом мире песка и солнца. Но эта мысль не принесла успокоения, лишь мелькнула на границе сознания и исчезла за занавесью жажды – теперь почти безумной.