Константин Андрусик - Реки текут на север

«Городом» речники называли Красноярск – единственный большой населённый пункт маршрута. По какой-то негласной, их собственной классификации, принятой по умолчанию, именно Красноярск был «Город», видимо, ввиду его статуса, как места погрузки. Все остальные пункты, будь то совсем крохотные посёлки, или более крупные населённые пункты, действительные города, или даже гораздо более старый Енисейск, которому перевалило за четыреста лет, в этой классификации звания «Город» удостоены не были. Город всех кормил, а все кормились от него.

На Севере стоял июль. Самая середина навигации – любимое время речников. Почти круглые сутки светит солнце, вода прогревается до плюс восемнадцати, при желании и смелости можно даже искупаться. Река упорным рыбакам всегда даёт рыбу, а уж речники – те, кто проводит на воде почти половину жизни, и в отсутствии клёва добудут себе пропитание.

В сопутствующих товарах тоже никогда не было недостатка – в любое время, прямо с воды, можно было купить тугуна, бруснику, голубику, мёд, кедровые орехи и другие дары природы, которые на своих помятых корытцах доставляли докучливые аборигены, населяющие прибрежные посёлки.

Бывает, в жару достаёт мошка, но на реке она всегда сдувается ветром, и к тому же не может плодиться и жить на теплоходе, – ночью он остывает быстро, как консервная банка, и стоит только солнцу уйти за горизонт, корабль тут же принимает в себя холод речной воды.

В раздумьях о начале завтрашнего рейса Игорь Алексеевич Луговской, высокий, угловатый капитан теплохода, пятидесяти трёх лет, лёжа на диване и наблюдая, как в полночь солнце катится по горизонту, словно мячик, не заметил, как уснул, а только уснув, тут же услышал будильник, который показывал семь.

Он полежал с полминуты, потом одним рывком соскочил с кровати и коротко потянулся. Долгие сборы были не в его духе – жалко было времени. Капитан знал, что меньше, чем через два часа якорь будет поднят и Енисей, в восемьдесят первый раз, на несколько недель станет для него и команды и домом, и работой.

Поднявшись на палубу, капитан обменялся коротким взглядом с механиком. Так, не произнося ничего вслух, он справился всё ли в порядке, и в девять с четвертью, на пятнадцать минут раньше графика, дал команду:

– Поднять!.. Малый ход!

Зазвенела якорная лебёдка, с грохотом выбирая массивную цепь. Вступая за ней как по нотам, низким баритоном

заурчали два двигателя, каждый размером с небольшой грузовик. Берег тронулся и стал потихоньку ползти назад, постепенно ускоряясь.

Молодой матрос, в трико и в безразмерной тельняшке, суетливо забегал по палубе, подобно щенку, которого не выгуливали несколько дней – искал любую работу, лишь бы не сидеть в каюте. На этот переход была запланирована покраска верхней палубы, но по уму, её сначала нужно было очистить от старой краски. Теряя на бегу шлёпанцы, не утруждая себя подумать, какие инструменты нужны ему для работы, матрос тащил то скребок, то щётку, то ведро – всё по отдельности, наматывая лишнее расстояние.

Катя, корабельный кок, заскочила на мостик уточнить, устроят ли на обед макароны по-флотски, и уже через десять минут загремела кастрюлями на камбузе.

Только немолодая матроска, имя которой я так и не вспомнил, тихо сидела в своей каюте. Её заботой была чистота на корабле, и с этим она безупречно справлялась, ругая время от времени ребят, если кто ходил по свежевымытому в грязной обуви. Для неё работы пока не было, а появляться наверху без причины было не в её правилах – не любила мешаться под ногами.

В полдень Луговской поднялся на мостик. Во всём пароходстве, на всех абсолютно судах, именно в это время все капитаны заступали на дежурство. Таков был порядок. В эту смену, четыре часа кряду, практически без отрыва капитан сам управлял теплоходом.

Игорь Алексеевич в этот раз соскучился по штурвалу как-то особенно остро. Всё на берегу ему было не по вкусу, всё как-то неловко и сумбурно: то опаздывали консервы, то не так составили накладные, да ещё этот клапан!

Луговской больше, чем обычно сегодня торопился подняться на палубу, чтобы избавиться от мирской суеты. Покой всегда возвращался к нему у штурвала.

После вахты, не спеша отобедав макаронами, капитан традиционно засел в своей каюте с механиком Анатолием за нарды.

Играли мужики отчаянно, как будто на большой куш, рисковали и смеялись за игрой. Проиграв, расстраивались на секунду, и тут же расставляли новую партию. Это было больше похоже на ритуал, чем на игру. Капитан за проигрыш давал механику условленный символический щелбан. Механик же, выиграв, не делал этого в ответ из уважения к капитану, а брал выигрыш сигаретами «Честер». Игорь Алексеевич хотя и бросил курить с прошлой навигации, но всегда держал в своей каюте пару блоков в качестве обменной валюты.