Александр Кулешов - «Атлантида» вышла в океан

Ее мысли были далеко-далеко от плечистого парня, что стоит рядом, от площадки, где не горят фонари. Женщина перебирала эпизоды своей невеселой жизни, почему-то представляя в них Озерова рядом с собой. Сколько людей познала она за эти годы, со сколькими мужчинами была близка! Иные нравились ей, быть может, она кого-нибудь из них и полюбила бы. Были у нее и просто приятели и приятельницы, большей частью мало что значившие для нее. Но не часто она испытывала чувство покоя, тихой радости. А вот с этим человеком, еще одним «объектом», ей почему-то было сейчас хорошо.

Может быть, потому, что он «оттуда»? Первый советский человек, с которым столкнула ее судьба. Мари усмехнулась — судьба! Сергей, а не судьба, Сергей, этот неотступный кошмар ее жизни. Он-то подлец, а этот чем лучше? Ведь это такие расстреляли ее брата, это они лишили ее родины... Мстить им надо, мстить, a не мечтать, как девчонка! Прав Сергей. И нечего распускаться. У нее есть задание, его надо выполнять. Этого парня, нравится он ей или нет,красив он или похож на черта, надо увлечь и заставить остаться. Остаться... А если он останется, что может их разлучить? Ведь он ради нее и останется, а значит, с ней. И если она будет свободна, то никто не помешает им уехать куда-нибудь далеко, в любое место бескрайней земли. В любое... Кроме одного-единственного — России, куда уж путь будет заказан навсегда. Да и зачем ей этот парень? Конечно, такой может понравиться. Но это быстро пройдет, как проходило уже не раз. Он моложе ее, из другого мира. Зачем он ей? О господи, как все же постыла жизнь!

Огромные холодные волны лизали высокий борт корабля. Мари повернулась к Озерову, и ей вдруг стало холодно в ее купальном костюме.

— Простите,— сказала Мари,— я что-то замерзла, проводите меня.

Он молча взял ее под руку, и они направились к трапу, ведшему вниз, во второй класс. Пройдя бесконечными коридорами, спустившись по бесчисленным лестницам, добрались наконец до своих кают...

По случайному, разумеется, стечению обстоятельств одноместная каюта Мари была почти напротив каюты Озерова.

— Заходите, буду рада,— сказала она на прощание.

— Спасибо, зайду,— Озеров улыбнулся,— а вообще надеюсь увидеть вас завтра наверху.

— До завтра.

— До завтра.

Есть места на земле, пейзажи, которые будят воспоминания, вызывают грустное или блаженное настроение, рождают неясные радостные или мучительные тревоги.

Море клонит к романтике, к мечтам и воспоминаниям. Мечтать лучше вдвоем. Когда один — остаются воспоминания.

Холмер сидел в «трансатлантическом» шезлонге, устремив куда-то неподвижный взгляд.

С левого борта «Атлантиды» мигали цветные огоньки,местами ночь словно сгущалась — корабль проплывал мимо Сардинии с ее гористыми берегами. Над невидимым горизонтом висел красный светильник. Он тускнел, стирался, потом становился ярче, на мгновенье вспыхивал горячим рубином, посылавшим во все стороны раскаленные лучики, и снова тускнел. Это был вращающийся маяк.

Звезды в небе светили все так же неярко. Откуда-то из глубины корабля доносилась музыка, заглушавшая ритмичный рокот машин, иногда из открытых окон кинозала слышались стрельба и крики. Стюарды, словно белые привидения, скользили по палубе, замедляя шаг у занятых кресел, а потом, убедившись, что в их услугах не нуждаются, исчезали в темноте.

Возле шезлонга Холмера в стакане давно выпитого виски дотаивали кусочки льда, потухшая сигара свалилась на поднос. Но он не замечал этого. Не замечал ни огоньков на горизонте, ни звезд, ни музыки.

Он был сейчас в Женеве, которую покинул два дня назад. Нет, он был в другой Женеве. В той, куда приезжал в октябре 1940 года, двадцать пять лет назад. Двадцать пять лет! Сколько бы ни повторял себе Холмер эту цифру, она все равно поражала. Ему было тогда тридцать пять лет. Многообещающий ученый, блестящий офицер, хороший спортсмен да и недурен собою.

Конечно, не будь его отец биржевым спекулянтом, возможно, вся жизнь Холмера-юниора сложилась бы по-другому, и стал бы он таким же напыщенным ничтожеством и бездарностью, как этот Боб Девис, его «помощник». Его навязали Холмеру, потому что Девис-старший — миллионер и финансовый воротила — главный «жертвователь» Нью-Орлеанского университета, где Холмер заведует кафедрой антропологии.