Сейчас бы туда. Сквозь тучи! В небо! Ввысь! К свету!
Михалыч представил себя в соседском бумере. Приземистый и брутальный, тот тускло, призывно блестит в темноте, словно зовет в дорогу. Вот он в кабине. Запах кожи, обнимающих кресел, придает ощущение значительности. Гладкая прохлада рулевого колеса требует действий. Сопротивляться невозможно.
Он играет педалью газа, готовя лошадиный табун к старту. Мотор ревет, изредка простреливая, словно пушка. Но так и надо. Газу, газу, еще. Прострелы сливаются в утробный гул. Спиной он ощущает могучую мощь вибрации и мягко отпускает сцепление. Движение пошло. Быстрее, быстрее, еще быстрее. Блеклое марево земли за стеклом покрывается дымкой и исчезает. Они несутся в туче. Струйки дождя с мелкими крупинками снега бегут по лобовому стеклу.
Облака пройдены. Холодная голубизна неба переходит в черноту открытого космоса. Тьма. Тьма и спереди, и сзади пробуждает беспокойство. Ни лучика света! Тьма! Куда он попал! Зачем ему это нужно! Он всего-то хотел почувствовать интерес к женской заднице! Будь она неладна.
Но вот зажигаются звезды. Становится менее тревожно. Света все больше. Белесые вначале, светила расцвечиваются цветами. Появляется красный. Сначала чуть-чуть, в качестве намека, постепенно он усиливается и крепнет. Появляется фиолетовый, за ним – нежнейшие переливы зеленого. Звезды теперь источают золото. Оно не кажется пустым, бестелесным. С каждым мгновеньем оно обретает вязкость, словно мед, густеет как яблочное варенье. Оно поглощает, сдавливает, склеивает грудь, не позволяя дышать. Ужас сковывает душу. Кровь, изгоняемая гулкими ударами сердца, переполняет темя свинцовой тяжестью. Еще немного и все будет кончено! Еще чуть-чуть, совсем немного! Конец. В глазах темнеет.
Но нет, это обман. Очередной обман. Его душа, как пар из проколотого баллона, источается в пространство, освобождаясь от тела, становится легкой и невесомой. Она струится сквозь звездные сита, мечется среди галактик и звезд. Его душа – божество, которое ждали эти небесные исполины, изнывая в одиночестве галактических эпох и космической стужи. И вот он здесь! Он пришел!
Он может согреть их своею божественною силой, разжечь огонь, придать смысл их существованию! Он сделает это! И уже носится среди раскаленных светил, глыб льда и скалистых небесных кряжей. И они отвечают ему, ластясь, словно котята.
Сегодня он станет любить их, а не женские задницы!
Он полюбит каждое далекое Солнце, каждую неприкаянную звезду, каждую планету, несущуюся в холодной пустоте!
Михалыч потянулся, и новая порция «Белой лошади» понесла вперед его мысли. Он ощутил свою сопричастность Создателю. Оказывается, никто иной, как он Сам, содеял это великолепие. И оно узнает его, наполняясь радостью и негой. Его узнает мерцающая голубая туманность, пытающаяся обнять его своими спиральными рукавами, звезда, вдруг умеряющая свой пронзительный блеск, пока он пролетает рядом, планета, повернувшаяся так, чтобы своим абрисом напомнить ему упругую женскую задницу.
Процесс пошел, Михалыч почувствовал способность преображать эти огромные космические массы. Придавать им формы, потребные для любви. Он понял свое предназначенье!
Он начал с той самой, голубой туманности. Рывком он придвинул ее к себе и ласково поцеловал. Туманность была нежна и послушна…
Потом он устремился на другой конец вселенной, где мельком увидел прелестную двойную звезду. Близняшки были неотразимы. Они кружились вокруг, одаривая его волнами тепла и мягкого света…
Михалыч метался и вверх, и вниз, минуя галактики и миллионы парсе́ков. Полосы звездной пыли отмечали его траекторию. Они то клубились, как Млечный Путь, то взрывались сверхновыми, покрывая блеском половину Неба.
Только две мысли вертелись в том, что когда-то составляло его голову. Первая мысль – о Вечности. Она щемила душу, пугая и будя воображение. Вторая – проще и основательней: «Все стадо! Все стадо!», – гулко отдавалась она в его висках.