В Слесарев - Геймекер

Однако, движение оказалось неловким. В последний момент распятие выскользнуло из пальцев и со звонким, как бы стеклянным звуком, опрокинулось на столешницу. Испанец криво поморщился, сразу утратив лоск и обличие небожителя.

Несмотря на волнение и еще не прошедшее головокружение Клим понял – стол, за которым они сидели, был не прост. Его изготовили лет триста назад, из панциря морской черепахи. Он стоил бешеных денег и был очень дорог собеседнику.

– Попал, – мрачно подумал Михалыч, отдавая отчет в том, что человек, сидевший напротив, оказался и серьезным, и скаредным. Самое хреновое сочетание. По опыту Климентий знал это как никто другой.

Испанец сделал знак помощнику за спиной Михалыча. Тот быстро, хотя и без суеты открыл передвижной бар в виде старого глобуса, достал и, привычно откупорив бутылку, разлил густую, темно-янтарную жидкость в две маленькие конические рюмки. В воздухе запахло ванилью и сухофруктами.

– Черный кубинский ром, – пояснил Испанец, указав на бутылку.

– Тот самый… Тот самый, который вы рекомендуете употреблять перед тем, как идти к женщинам! Там… в болотах Миссисипи.

Испанец, поднял рюмку. Жестом он пригласил Михалыча последовать его примеру.

Литератор уже успокоился. Хотя манеры собеседника его ничуть не обманули (нравы любителей раритетного старья ему хорошо были знакомы), трусом он не был, а предложенный напиток, судя по бутылке, относился к высшей категории. Блеснувшие глаза испанца призвали Климентия правильно оценить и сделанные им затраты, и проявленное гостеприимство.

– Как видите, я ваш поклонник! Кстати вы можете звать меня Салазаром. Как вы, наверно, заметили, по рождению я испанец.

Михалыч, если честно, никогда не пробовал рома, ни черного, никакого другого. Взяв рюмку, он отхлебнул. Показалось, что рот наполнился самым дурным, к тому же сильно горчившим самогоном, в который по недоразумению уронили пригоршню карамелек. Вкус оказался неожидан и не слишком приятен. Такое пойло в местных деревнях готовили на свадьбы. Для того, чтобы напоить все село, как и положено, до потери сознания при минимальных расходах, в самогон добавляли слегка подсушенный куриный помет с проросшей на нем зеленой плесенью, а чтобы отбить запах дерьма, клали немножко меда и ломтики алое, росшего на подоконниках. Дешево и сердито.

Салазар, внимательно наблюдавший за выражением лица Михалыча, хмыкнул:

– Что хорошо для испанца, для русского смерть? Не так ли?

– Привыкнуть можно, – буркнул Клим. Опрокинув рюмку, он влил в себя остатки тягучей жидкости, от которой во рту разгорался маленький костер, и мужественно проглотил. Закуски на столе не было.

– Итак, Климентий Михайлович! – начал Салазар, пока охранник доливал опустевшие рюмки.

– Вы позволили втянуть себя в непростую историю.

Испанец кивнул помощнику. Тот аккуратно разложил на столе подложку из тонких бамбуковых полосок и выложил на нее старый армейский револьвер.

– Английский Веблей четвертой модели с переломной рамкой, – привычно отметил про себя Климентий. Десяток лет проведенные в юности на диком в ту пору, антикварном рынке, не прошли даром.

Револьверу было лет сто. А может и больше.

Рядом с Воблеем сподручный положил один единственный патрон. В его медном боку мутно отразился луч солнца, пробившийся сквозь неплотно прикрытые шторы, отбросив блики на матовую поверхность экзотической столешницы.

Михалыч скривился:

– Лучше бы орешков поставил. На закуску, – ворчливо буркнул он в сторону испанца. – Экономишь?

Салазар рассмеялся, сделав пару театральных хлопков в ладоши:

– Уважаю.

Последовала новая команда, и несколько пакетиков с фисташками появились на столе вместе с тарелочкой с порезанным на ломтики лимоном.

Осознав серьезность положения, Климентий мобилизовал навыки, усвоенные на криминальных рынках антикварного старья. С безучастным видом он поднес ко рту бокал и мелкими глотками, впрочем, почти не ощущая вкуса, дегустировал экзотический напиток, изредка бросая в рот орешки. Казалось, он равнодушен к угрозе и не обращает внимания ни на собеседника, ни на лежащее перед ними оружие – обычный прием, в напряженных ситуациях, частенько возникавших на этом поприще. Ничего другого не оставалось.

Не желая форсировать события, он вопросительно смотрел на испанца.

– Распятие, – испанец тоже пригубил ром.

– Шестнадцатый век! Гваделупа! Платереско! Возможно это Педро де Мена, хотя его штемпеля здесь и нет, – значительно пояснил он.