Михаил Найдич - Высшая мера

— Сам понимаешь, — говорил он сейчас, — после операции у станицы Егорлыкской, которую блестяще провели Десятая общевойсковая и Первая конная армии, деникинская песенка, можно считать, спета. Но…

И тут начиналось знаменитое «но». Остатки конного корпуса Султан-Гирея и других деникинских соединений все-таки существуют. И с ними должно быть покончено.

— Понимаешь? Чем ближе к Черному морю, тем их больше. Кое-где прикубанские и прилабинские плавни кишат ими. Таковы наши сведения. А подробности… их придется выяснять тебе, Петрович. Ну, и другим.

О «других» Пучков мог бы и не упоминать. Намечая примерный маршрут Мартынова, он несколько раз говорил о необходимости быть точным, и тот легко догадался, что справа и слева пойдут или уже пошли другие.

Оставалось уточнить — что делать с собранными сведениями? Как передать их командованию?.. Пучков дал Мартынову адреса в Екатеринодаре, Туапсе и других местах, в одно из которых следовало прибыть.

— Дорога твоя в один конец, — подчеркнул Пучков. — Доставкой разведданных займется кто-либо другой.

Мартынов внимательно слушал, не отводя взгляда от своих тяжелых, положенных на стол, кулаков. Со стороны любой бы подумал — человек рассматривает свои руки, каждую трещинку на них.

А Мартынов просто-напросто думал о том, что революция заставила многих, очень многих людей заниматься делом незнакомым, совершенно непривычным для них. Вот, к примеру, Василий Васильевич Пучков.

Который год его существо переполнено лишь одним: разведка, разведка и еще раз разведка! А профессия у него самая мирная — учитель.

Пучков лет на десять моложе Мартынова, но давно уже успел завоевать его прочную любовь, как, впрочем, и любовь всех остальных, с кем доводилось работать. Подкупало его обращение с подчиненными. Василий Васильевич обычно вызывал к себе то одного, то другого и суровым голосом, каким дают нагоняи, просил… разъяснить какой-либо вопрос. «Так, так, — подбадривал он собеседника, — а я-то не знал этого». И, отпуская вызванного, сурово добавлял: «Ну, спасибо, товарищ. Если еще потребуется твоя помощь, вызову снова».

И вот это сочетание слов «потребуется помощь», произнесенное без всякого смущения, с начальственным «вызову» как-то выделяло Пучкова.

Сейчас Василий Васильевич перехватил улыбку Мартынова и нахмурился:

— Может быть, есть какие-то неясности? — спросил он.

— Нет, все ясно, — ответил Мартынов.

— Завтрашний день на подготовку, — заключил Пучков. — Подумай, какие нужны документы, справки. Мы приготовим. Оружие лучше не брать. Не советую.

Впервые Терентий Петрович оторвал взгляд от собственных кулаков, поднял глаза на собеседника. Пучкову сразу же стало ясно, что здесь их мнения разошлись. Что ж, брать наган или не брать — любой из этих вариантов имел свои «за» и «против».

— Понимаешь, лучше не надо, — раздумчиво говорил Пучков. — Случайный обыск, и все. Ты погорел.

Он снял пенсне, взмахнул руками, и острый лучик скользнул по лицу Мартынова. Тот прищурил глаза. Но скорее всего оттого, что ясно представил себе картину, нарисованную Пучковым. Обыск. И так далее.

«Ну, пусть даже так, — думал Терентий Петрович. — Мало ли сейчас людей с оружием ходит?» И правда! Красные, беляки, зеленые, всякие прочие. А тут еще на Северном Кавказе с недавнего времени появились крестьянские отряды КОЧа. (Комитет освобождения Черноморья), в которых сильное влияние имели коммунисты, но одновременно гнездились и грузинские меньшевики. Попробуй разберись во всем этом.

Мартынов думал: «При такой жизни человека могут в два счета хлопнуть. Р-раз — и нет его. Но в то же время иногда такая пестрота помогает сухим из воды выйти».

Василий Васильевич пытливо глядел на Мартынова.

— Значит, ты не согласен со мной насчет оружия? — допытывался он.

Каким бы горячим разговор ни был, Мартынов всякий раз, прежде чем сказать, снова делал маленькую паузу, необходимую то ли для обдумывания, то ли просто для того, чтобы ответить спокойно.

— Да, не согласен, — не сразу сказал Мартынов.

Василий Васильевич хотел привести новые доводы в пользу своей мысли, но на этот раз решил проявить такую же сдержанность, как Мартынов.

— Ладно, отложим этот разговор на завтра, — и Пучков встал.

Утром Мартынов помылся в бане. Отхлестал себя березовым веником и потом, краснолицый и потный, долго сидел на бревнышке у хаты, покуривал. Он разрешил себе такое удовольствие. Тем более что не просто отдыхал и поплевывал, а размышлял — готовился в дорогу. По лицу его скользила малоприметная улыбка, такая же, как вчера, когда он разговаривал с Пучковым. Да и мысли были схожие.