Михаил Найдич - Высшая мера

Некоторое время назад к сараю, где обычно сапожничал дед, подошла Ленка, чтобы узнать, не вернулись ли Петро и Славка, ну и, конечно, — взяли их на работу или нет?

Дверь была приоткрыта, и, едва распахнув ее, девочка увидела лежащего на земле деда Никифора. Разбросав руки, он уткнулся лицом в груду старой, нечиненой обуви. Кругом беспорядок. Голова и затылок Деда залиты кровью.

Ленка испугалась, вскрикнула, кинулась к себе и запричитала не своим голосом:

— Скорее! Там…

Стал собираться народ. Ленка припомнила — когда она подходила к калитке, из нее вышел и стал быстро удаляться какой-то человек. «Наверное, чинить что-нибудь приносил», — подумала она.

Мартынов отвел девочку в сторону:

— Вспомни, пожалуйста, как был одет человек? Какого роста? Это, понимаешь ли, важно.

Петро был тут как тут:

— Это очень важно, Ленка! Нужны приметы. Вот если бы Шерлок Холмс…

Но Мартынов серьезно сказал ему:

— Пойди, Петя, со Славкой посиди, успокой его.

Славка сидел на бревне у сарая, лицо его побелело, заметнее стали веснушки вокруг носа. А лоб изборожден морщинами, как у старичка.

— Ничего, обойдется, — Петро присел рядом. — Поправится дед, вот увидишь, я точно знаю.

— Сильно его, говорят…

— Да кто говорит? — успокаивал Петро. — Ленка? Много она понимает! Увидела каплю крови и давай выть. Чего с них, с девчонок, взять…

Славка молчал, верил и не верил своему другу, был, по крайней мере, благодарен ему.

— Ребята, — выглянул из сарая Мартынов. — Идите сюда.

Он внимательно изучал каждую мелочь, осматривал инструменты деда, его столик.

— Могли здесь быть деньги? — Мартынов поднял глаза на мальчишек.

— Ну да! — сказал Петро и показал на выдвижной ящичек в столе. — Вот здесь.

Выдвинули ящик. Он был пуст. Если не считать нескольких гвоздиков и куска воска…

— Все ясно, — сказал Горелик. — Ограбление.

— Возможно, что… — Мартынов прищурил глаз. — Правда, денег тут лежало не так уж много.

— Да, конечно, грабитель принял его за какого-то калымщика. Представляю разочарование.

Мартынов покусал губы.

— Поедем в больницу, — решил он…

Но к деду их не пустили — ни взрослых, ни Славку. «Пока нельзя, — сказала врач. — Состояние больного крайне тяжелое».

Юрий Александрович Щербак жил на окраине города. Домик его, ладный и чистый, можно узнать сразу — по обилию зелени и цветов. Две страсти были у Юрия Александровича: книги и цветы. Невысокий и худощавый, временами задавленный тяжелым чахоточным кашлем, Щербак все дни проводил возле цветочных клумб, вынянчивая каждый росток.

К нему-то с утра и направился Мартынов.

Окраинные улицы и проулки дольше, чем центр города, хранили росистую свежесть. Людей меньше, тишина, за оградами позвякивают цепи, — тут собаки почти в каждом дворе.

Мартынов остановился, открыл калитку, вошел. Встретил его сам хозяин, одетый в старую парусиновую куртку. В руках он держал лейку, из дырочек еще капала вода. Поставив лейку на землю и близоруко сощурившись, Щербак смотрел на вошедшего. Узнал. Улыбнулся и пригладил руками сильно поредевшие волосы:

— Мое почтение, заходите!

И думал в это время: «Ого! Сама ЧК, неспроста это…»

Мартынов тряс руку хозяина, вглядывался в его лицо: «Стареет, сдает понемногу, что ж, годы…»

Сперва надо походить по саду, посмотреть цветы — без этого разговор начинать нельзя: хозяин обидится. К тому же Мартынов и сам любил природу — лес, цветы. Согнувшись над клумбой, он как бы разговаривал с каждой травинкой, уже не думая о том, чтобы потрафить хозяину: просто приятно. И Щербак это понял, оценил. Но дело есть дело, и он первый напомнил:

— Ну-с, Петрович, чем могу служить?

Мартынов распрямился, взглянул в глаза собеседника. Он уважал Щербака, ценил его честность и неподкупность. Среди сыщиков старой охранки таких людей было немного.

Около тридцати лет боролся Щербак с уголовниками. Его боялись жулики Кишинева и бандиты Херсона. В Одессе Юрий Александрович посмел наступить на хвост предводителю налетчиков Винницкому (больше известному по кличке Мишки Япончика). Украинец, отлично владевший молдавским, еврейским, греческим языками, сыщик не раз проникал в бандитские логова юга России, его боялись отпетые головорезы.

А вот своему полицейскому начальству, нередко подкупленному уголовниками, Щербак угодить не мог, да и не очень-то пытался. В результате был отстранен от службы.