Михаил Найдич - Высшая мера

Потом вернулись. И Славка сказал:

— А ребята ихние в школу не ходят. Я у них спрашивал.

— Хорошо им! — отозвался Петро.

Дед рассердился:

— Дурни вы оба! Чего ж тут хорошего?

Славка слегка смутился, но потом все-таки подтвердил, что, конечно же, хорошо. Потому что в школе, мол, неинтересно. Вот если бы там воевать учили, тогда иное дело, добавил он.

— Так вас же как раз и обучают военному делу, — сказал дед.

— Не-ет! — заспорил и Петро.

— Как «нет»!.. А математика, к примеру? Какой же из тебя вояка будет, ежели ни своих, ни противника сосчитать не сможешь? Или взять географию: без нее военной карты не составишь.

— Ну, а грамматика зачем нам? Или литература? — у Петьки от волнения даже шрам около уха побелел.

Дед презрительно качал головой, поглядывая на Петра и Славку:

— До чего неразумный народ, беда мне с вами. Разве без грамматики правильно напишешь донесение? Получат его в штабе и будут ломать голову, не поймут ни черта. Не только писать — и читать без грамматики не сможете!

— Мы-то сможем, мы грамотные, — сказал Славка. — Вот дай нам, деду, письмо цыганки… В один миг прочитаем!

Никифор прикусил губу. В письме атаману Буряку могли быть важные сведения, потому он и спрятал его сразу и уже не вспоминал. «А позже, — размышлял он, — почитаю наедине. Не ребячье это дело».

Но Славка не отставал:

— Давай, дедусь, почитаем. Наверное, там тайны какие есть?

— А мы тогда красному командованию доложим, — восхищенно выкрикнул Петро.

«Вот пострелята, — восхитился старик. — На ходу мои мысли отгадывают».

Он достал письмо, ничего другого делать не оставалось. Быстро пробежал глазами и разочарованно потер ладонью лоб:

— Буза какая-то, ерунда на постном масле. Одни чувствия и жалобы. А боле ничего.

Славка нетерпеливо взял листок. Но и на его лице вскоре появилось полное равнодушие.

— Читай вслух, — потребовал Петро. И Славка неохотно начал:

«Грицю мой любимый!

Каждую минуту жду тебя, а ты не появляешься. Не сердись, что была постоянно суровой и строгой: такое время, обстоятельства. Украина наша разодрана на части, брат против брата воюет, — разве место сейчас чувствам интимным?

Жизнь моя протекает без перемен. Играем одно и то же. Грустно. А из глубины души рвется песня: «Ой, як болит сердце мое, а слезы не льются…» А еще тяжело оттого, что не знаю — как помочь общему делу, нашему кровному. Снова учительствовать? Так ведь и школ почти не осталось. Нет, чует мое сердце — и я и ты распрощались со школой окончательно. Судя по всему, мы созданы для дела боевого. Потому-то вдвойне тяжело сидеть сложа руки.

Поговаривают об успехах наших на Подолии, а кто говорит о противоположном, — слухи самые разноречивые. Кому верить?.. Наверное, и в городе есть наши люди, но как проложить тропинку к ним — не знаю.

Многое мог бы решить твой приезд. Приезжай! Совершенно уверена, что при сегодняшней неразберихе это не столь уж опасно, особенно для такого смелого, как ты. Ну, а как найти меня, ты знаешь.

Не удивляйся подателю сего письма. Это естественней и надежнее. Жду тебя. Твоя Оксана».

Все помолчали, а Петро затем проговорил:

— А она тоже бандитка, это по письму видно.

— Нет, не бандитка пока еще, — возразил Славка.

— Вот именно, «пока еще». В городе надо поскорее заявить, пускай ее допросят.

— Правильно, — согласился и Славка.

А дед сказал:

— Умные у вас головы, да только… малышам достались. Как же нам заявить, когда мы ни адреса, ни примет никаких не знаем.

— Нет адреса? Как же письмо без адреса? Может, на конверте…

— Буряк-то знает адрес…

И снова все сидели молча.

А потом запрягли Грома и сами уселись на телегу, чтобы продолжить путь.

Лето было дождливым и прохладным. Дул сырой ветер. Зелень в городе разрослась, стала мохнатой, тяжелой. Казалось, надави на лист — и он брызнет ярко-зеленым соком.

Дед Никифор с ребятами поселился у дальнего родственника. Тот даже обрадовался: вскоре ему предстояло уехать на работу в Харьков, и теперь есть на кого оставить квартиру.

Старый Никифор стал сапожничать. Он даже приобрел некоторую известность, — если раньше чинить обувь ему несли только соседи, то теперь стали приходить и из отдаленных домов.

Несколько раз дед ходил в большое здание — наводил справки о сыне. Обещали помочь в розыске, но пока — безрезультатно.

Славка знал это здание: однажды дед взял его с собой. Славка остался у входа, на каменных ступеньках.