Гэри Паулсен - Побег в леса. История мальчика, который выжил [litres]

– Мне не нужно драться.

Мальчик подумал, что раз уж начал, то можно пойти до конца.

– Почему?

Билли пожал плечами.

– Я кое-чему научился в тюрьме.

Мальчик ждал.

– Я маленький. Был маленьким. Люди, мужчины, пытались этим пользоваться. Использовать меня. Красть у меня. И тогда я заставил их прекратить.

Мальчик кивнул.

– Я вижу. Они пытаются наехать на вас, но вы быстро это пресекаете – и они отступают. Почему? Почему они отступают?

– Потому что у меня есть свой секрет, – Билли снова посмотрел куда-то мимо мальчика. Сквозь мальчика. Куда-то в своё прошлое.

– Что за секрет?

Мальчик думал про злобных старшаков, из-за которых ему приходилось жить перебежками от одного безопасного места к другому. О тех, кто заставлял его прятаться, ходить по тёмным переулкам. Если был способ…

– Нехитрое это дело, – Билли улыбнулся, приоткрыв пустоту там, где был когда-то зуб. – Ты должен быть готов сделать им больно. Не важно, что делают они, но если нападают, ты должен быть готов сделать им больно. Откусить нос, оторвать ухо, двинуть в промежность так, чтобы им мама родная не помогла. Заставить их действительно пожалеть. И в следующий раз, если они вдруг захотят к тебе пристать, то вспомнят, что ты с ними сделал, как им было больно, и отстанут. Скоро по твоим глазам будет видно, что ты готов ко всему. И тогда даже те, с кем ты ещё не дрался, сдрейфят, отступят, даже не начав драку. Они это почувствуют. Почувствуют, что ты опасен.

И Гэри научился. Он тяжело работал на фермах с утра и до темна, спал на жёстком, ел грубую пищу, и в конце концов загрубел сам. Его кожа превратилась в дублёную шкуру, мышцы под ней стали тугими и упругими. Но он не просто загрубел: он впитал всё, что Билли вынес из, должно быть, самого жестокого места в мире – тюрьмы.

Итак, мальчик, которого Бенни зажал у сарая рядом с железной дорогой, был уже не совсем тем мальчиком, который был когда-то. Совсем не тем. Он уже не боялся.

Уже стал жёстким, как кнут. Туго скрученным, как поток воды, готовой прорвать плотину. Бенни ещё не понимал того, что мальчик стал опасным. И уже не стоит подкарауливать его у сарая.

Не думая – у него даже и не было плана, – мальчик схватил Бенни за пояс и ворот рубашки, перевернул его, бросил на спину и ударил коленом в грудь.

Сильно.

Воздух у Бенни вышел с обеих сторон.

Бенни зажмурился, потом распахнул глаза – широко, как ворота, – и попытался вдохнуть. Чуть-чуть. Всё случилось неожиданно для обоих, и мальчик улыбнулся прямо Бенни в лицо.

Мальчик даже не злился. Просто хотел разобраться с Бенни. Как со злобным псом. Даже хотел укусить Бенни. Но передумал.

– Хватит, ладно? – тихо предложил он.

Бенни не кивнул сразу, и мальчик снова ударил его.

– Хватит, – снова сказал он, точно вдавив это слово коленом в грудь Бенни.

В этот раз он закивал, пытаясь набрать побольше воздуха в лёгкие. Мальчик встал, отвернулся и ушёл, оставив Бенни лежать и хватать ртом воздух. Даже не обернулся.

Он смотрел только вперёд. Пытался понять, что произошло. Что изменилось. Нет. Что нужно было изменить теперь, когда он стал другим, уже не тем мальчиком. Даже в каком-то смысле вообще перестал быть мальчиком. Он становился кем-то ещё.

В шестнадцать, почти семнадцать, он всё ещё мыслил не как мужчина, а как мальчишка. И всё же знал: грядёт нечто большее, и он должен быть готов к этому. Готов больше не думать о мелочах и сфокусироваться на важном. Большем. Приготовиться. Научиться, чёрт возьми, и вырасти.

И тогда он решился.

Армия.

Он подумал, что сержант, который встречал поезд в Колорадо-Спрингс, не совсем человек. С сержантом были два капрала и один рядовой первого класса [74]. Все четверо – сержант Грим, капралы Фитц и Джексон и рядовой первого класса Йелло – были не совсем люди.

Всех их, похоже, кроили из одной ткани. Ткани, которая придавала им вид – тут мальчик замешкался с определением – «невосприимчивый». Вот нужное слово. Они, похоже, были созданы из материала, который делал их невосприимчивыми ко всему человеческому: к боли, радости, привязанности, пафосу.

Загрубевшие, точно камень, неприятно громкими и хирургически точными короткими грубыми фразами они приказали новичкам, ещё одетым в гражданское, сойти с поезда.

– Не разговаривать!

– Сходите с поезда, черви!

– Встать в строй, черви!

– Отвечать «Здесь, сэр», когда слышите своё имя, черви!

Стояли последние дни сентября. Их поезд из Фарго, штата Северная Дакота, прибыл в Колорадо-Спрингс около двух часов ночи. На поезде находилось всего сорок человек, и примерно половина из них – призывники, прямо-таки излучавшие нежелание быть здесь и служить положенные два года. Остальные – в том числе и Гэри – были контрактниками, которым предстояло служить на год дольше. Все они спали, когда поезд прибыл на станцию, и всех их согнали на платформу. Однако же им приказали стоять смирно, пока шла перекличка. Когда выяснилось, что одного новобранца не хватает, капралы вернулись на поезд, нашли его спящим, схватили и с руганью и пинками вытащили его из поезда. И бросили к остальным.