Януш Красинский - Сын Валленрода

— Уехали. Злые как черти. Искали якобы бело-красные вымпелы и портреты маршала Рыдз-Смиглого.

— Ну, вымпелы они могли бы найти, — сказал Дукель. — А портретов действительно нет. Ах, вы не знакомы, — обратился он к Станиславу. — Это пан Хорак. Всегда приходит на наши костры. Живет здесь поблизости на даче. Ботаник. Собирает разные травы.

— Лекарственные, — уточнил Хорак.

— Я уговариваю его вступить в твою дружину. Все еще не решается. Сегодняшний визит этих господ с мотоциклами окончательно отобьет охоту.

Собиратель лекарственных трав возмущенно запротестовал:

— Почему? Я тоже поляк, и этот обыск для меня почти как личная обида. Он может послужить лишь стимулом…

Станислав горько усмехнулся:

— Если только такого стимула вам не хватает…

Они подходили к дому. Ребятишки распевали: «…Их радостная песня звучит среди лесов…» У порога стоял комендант лагеря.

— Пожалуйста, не ведите сюда детей! Ни в коем случае! — закричал он издали. Альтенберг и Дукель поняли, в чем дело. Следовало сначала застелить развороченные полицией постели. Вид, который являла собой спальня после обыска, мог произвести на детей весьма тяжелое впечатление. Ведь они не заслуживали, чтобы стражи порядка учиняли в их спальне разгром. Дукель и Альтенберг простились с Хораком и, оставив детей во дворе, прошли в помещение. Две женщины уже наводили в спальне порядок. Станислав увлек друга в пустую канцелярию. Только сейчас Дукель сообразил, что Альтенберг приехал сообщить ему нечто важное.

— Что-нибудь случилось? Откуда ты взялся?

— Из Катовиц.

— Как это из Катовиц?

— Неважно. Я был там вчера, играл за городскую команду. Даже забил гол.

— Поздравляю.

— Не в этом суть. Кажется, я влип. Местное радио сообщило об этом матче. Назвали мою фамилию. А я не имел права там быть.

— Ты нелегально перешел границу?

— Да, нелегально.

— И ты уверен, что была названа твоя фамилия?

— Сам слышал.

Дукель поморщился от досады.

— Черт побери! Тебя вызывали в полицию?

— Еще нет. Это было в утреннем выпуске последних известий. Как только услышал, уехал из дома.

Станислав поделился своими опасениями, как бы полиция не использовала его самовольный переход границы, а также рассказал о том, что не застал в гостинице начальника, у которого хотел получить совет, и теперь не знает толком, как оправдываться. Дукель его немного успокоил. Слишком мелкий повод для раздувания политического скандала. Если гестапо будет разгонять организацию польских харцеров в Германии, то вовсе не потому, что некий Альтенберг нарушил государственную границу. Но относительно сообщения катовицкого радио, если только оно до них дошло, придется объясниться.

— Ты должен отпираться, — сказал Дукель. — Не был там. Альтенберг?.. Не знаю. Забил гол?.. Возможно, но такого не знаю. Лучшего ничего не придумаешь.

— Знаю, но как же врать в глаза? Честно говоря, не умею.

— А ты предпочел бы признаться? И обещать, что больше не будешь? Такое сойдет в школе. Полиция не занимается отпущением грехов. Раскаянье для них повод надеть наручники. Прибереги это для другого случая. Ты не совершил преступления.

— Знаю. Но ведь ты сам меня учил: харцер говорит только правду, — горько усмехнулся Станислав. Дукель возмущенно замахал руками.

— Ладно, ладно. Скажешь это в полицайпрезидиуме. Скорей тебе поверят.

Альтенберг решил не мешкая возвращаться в город, но Дукель пригласил его отобедать. Они сели за один стол со все еще взбудораженными событиями дня ребятами, которые громко обсуждали, имеет ли право полиция арестовать харцера за хранение польского вымпела и стригут ли в тюрьме под машинку. Пришлось в конце концов запретить разговоры на эти темы, поскольку разыгравшаяся детская фантазия рисовала все более чудовищные картины. В конце обеда из леса послышалось пение. Ухо Станислава уловило отдельные слова и знакомую мелодию. Ребята встревоженно заерзали. Комендант распек их за неподобающее поведение за столом, однако сам то и дело косился в сторону леса. «Поскачем, поскачем на восток…» — доносились зловещие слова. Припев утонул в невероятном грохоте литавр, барабанов и фанфар.

— Это ничего, — сказал Дукель, желая успокоить ребят, а заодно и Станислава. — Это нас не касается. Просто начался послеобеденный мертвый час в лагере харцерок.

Станислав не сразу уловил взаимозависимость этих антитез.

— Что общего, черт побери, может иметь мертвый час с этим шумом?