СкальдЪ - Черный гусар [СИ]

До Ташкента добрались в конце февраля. Высадились на почтовой станции. Отдав распоряжение насчет багажа, я взял извозчика и проехал по городу. Снегирев сидел рядом с кучером.

За минувшие два с половиной года Ташкент изменился. Генерал-губернатор Кауфман показал себя талантливым администратором. Появились новые здания и целые кварталы, на улицах стало немного чище и спокойней. По крайней мере, так мне показалось. На встречу попадались не только мусульмане и евреи, но и люди в европейских костюмах и русской одежде. Раньше их было меньше. Вечерело, на город опускались сумерки. Несмотря на зимний месяц, в воздухе уже чувствовалось приближение весны.

Там, где раньше стояла временная казарма Александрийских гусар, теперь возвышалось основательное кирпичное здание.

— Ваше благородие, с возвращением! — первым меня приветствовал вахмистр Нерон Давыдович. Он и еще несколько гусар как раз откуда-то возвращались. Судя по их красным лицам и чистой одежде, они посещали баню.

— Рады вас видеть, ваше благородие! Как добрались? — послышались многочисленные голоса.

— Козлов! Петрушин! Агафонов! — обрадовался я старым товарищам. — Как вам служится, люди*?

— Согласно должности, я в полном порядке, да и остальным грех жаловаться, — солидно и неспешно ответил Цезарь. — А что, ваше благородие, вы снова разведывательным отделением будете командовать? Хорошо, чтобы так оно и было. Мы с вами где хошь готовы воевать!

— Посмотрим. А что офицеры? — спросил я.

— Так это, недавно ведь открыли новый офицерский клуб. Значится, все господа там, — быстро ответил Петрушин. Он всегда ловко соображал, и в бою, и в разговорах.

— Ясно. Что ж, ребята, повезло вам, первых я вас встретил. Вот, возьмите, выпейте за моё здоровье, — я дал Козлову три рубля.

— Премного благодарен, храни вас Бог! — вахмистр расплылся в улыбке, от чего его разбойничья рожа приобрела какое-то непонятное, одновременно добродушное и суровое, выражение. Его товарищи хором выразили свое полное удовлетворение.

Дежурный, им оказался молодой корнет Юлианов, которого раньше видеть мне не доводилось, подтвердил, что все офицеры в клубе. Туда я и направился. Со мной, чтобы показать дорогу, корнет отправил одного из гусар. Снегирев остался в казарме.

В Азии темнело быстро. По улицам мы пробирались чуть ли не ощупью. С ближайшего минарета слышался протяжный азан — призыв муэдзина к вечерней молитве.

Клуб так же был новый, построенный «глаголем» — так тогда называли форму, схожую с буквой «Г». В окнах уютно горел свет. У коновязи виднелись силуэты четырех лошадей, в стороне стояла повозка.

— Мишель! — первый меня заметил Некрасов, едва я переступил порог и оказался в общем зале. Офицеры лишь начали собираться. Это было легко определить. К полуночи в любом офицерском клубе любого города обычно так накурено, что табачные волны напоминали кисейные занавески. А сейчас воздух казался относительно свежим. У буфетной стойки стояли два чисто одетых денщика и несколько нанятых официантов. Блестело стекло фужеров и рюмок. Внушительный, на ведро, самовар, начистили до зеркального блеска. Смех и гул голосов заглушал все прочие звуки. Доносились запахи одеколона, жареного мяса и вина. — Мишель приехал, чертяка ты наш героический! Как же я рад тебя видеть!

Некрасов подлетел и сгреб меня в объятья. Самохвалов схватил за руку и с жаром принялся её трясти. Эрнест Костенко широко улыбался. Подходили друзья, товарищи, другие офицеры. Поднялась кутерьма, а Тельнов первым делом сунул мне рюмку с водкой.

— Выпей с дороги и скажи тост, Миша! — велел он.

Я оглядел собравшихся. На меня смотрело три десятка глаз, не считая нижних чинов и лакеев. На многих лицах читалась дружба и симпатия, кто-то смотрел с любопытством, а новички пока еще не определились, как им со мной вести. И даже «кислая» физиономия Льва Горлова казалась не такой уж противной.

— Мы, гусары, существа ранимые, кривоногие и прямоходящие! Так давайте сами за себя и выпьем! И за наш великолепный полк! За Бессмертных гусар! За Кара Улюм!

— Ура! — послышался рев, от которого задрожали стекла.

— А как там поживает поручик Ржевский? — закричал Самохвалов.

— Лучше всех! Стал недавно полковником, но так увлекся празднованием, что под утро вновь очнулся поручиком. О нем после, господа.

Первым делом я нашел полковника Оффенберга и доложил о приезде.

— Весьма рад твоему возвращению. Весьма! — сказал барон, пожимая мне руку. — Отдыхай, ешь, пей. Завтра я приму твой официальный рапорт.