Андрей Величко - Путевые заметки брата Дрона (СИ)

Договор.

После того как все участники этой церемонии были доставлены в комнату, царь и его окружение пришли в движение, негромко разговаривая друг с другом. Слов до меня не доходило, но и так было ясно, что нас собрали вместе для выполнения некоего деликатного задания. Ходили слухи, что и раньше бывало для улаживания деликатных нюансов в отношениях между странами, царь прибегал к услугам разных групп людей, чаще преступников. Но поговорить об этом с участниками тех групп мне не доводилось, что уже наводило на мысли. Оставалось неизвестным, для чего могла потребоваться группа столь разнообразного народа, как наша.

Молчали только пленники. Остальная группа людей наполнила своими разговорами комнату негромким шумом. Казалось, они не обращают на нас никакого внимания, но ни у кого не возникло желания бежать или воспользоваться положением как-то иначе. Стражники, приведшие нас сюда, остались за дверью. Это угадывалось по доносящимся оттуда звукам. В любой момент они могли ворваться внутрь, заслышав сигнал. Поэтому мы молча ждали. Я наблюдал за царским семейством и его окружением, желая угадать, что нас ждёт. Повернув вперед левое ухо, я изо всех сил напрягал слух, стараясь расслышать их разговор.

Однако ничего дельного расслышать не удавалось. Но общее направление разговора было нетрудно угадать. Царь принял решение, и его окружение это решение не оспаривало, но, судя по всему, команда собиралась в спешке, и сейчас происходило "утверждение кандидатур", весьма бурное. Интересно, понимают ли это мои спутники? Наконец царь изобразил рукой рубящее движение и произнёс резкое бранное слово, по-видимому, означавшее конец пререканий и одновременно утверждение его мнения. Разговоры стихли. Царь обернулся лицом к нам.

Он выдержал паузу, дав нам возможность проявить наибольшее внимание к его персоне, и заговорил. В этот момент я почувствовал себя юным отроком, находящимся в родной обители, перед отцом настоятелем. Царь говорил с нами церковно-молитвенным языком нашей монастырской братии. Мне никогда и в голову не приходило, что государь может так ясно, ёмко и доходчиво объясняться с подчиненными. Нет смысла приводить дословно всю пространственную речь государя. В целом он описал каждого из нас, наши пороки и прегрешения перед его милостью и законном, описал, что бы лично он сделал с каждым из нас и каким образом. Я с удивлением узнал, что пытки и казни в этом списке стоят не на первом месте. Такая любвеобильность к нашим персонам, скажем прямо, тронула до глубины души и полноты смущения. Далее, не прерывая церковного языка, он описал, что ждёт нас всех и каждого в отдельности со стороны тяжкой длани его государственного закона, дабы очистить мир от скверны нашего греха. Речь государя была длинной и пространственной, дабы внушить нам страх, уважение и осознание нашей участи.

Внезапно я осознал, что государь смотрит прямо на меня. Какое-то время я испытывал интерес и внимание к себе со стороны царя, но затем догадался оглянуться по сторонам, и в первую очередь на своих сотоварищей по несчастью. Только воин и асасин выказывали бесстрастность к происходящему. Остальные узники демонстрировали окружающим затравленные и напуганные лица, источающие безысходность. С опозданием я осознал, что на их фоне я демонстрирую крайнюю заинтересованность к происходящему, абсолютно не свойственную для данной ситуации. С запозданием я попытался придать своему лицу напуганный вид. Видимо это удовлетворило царя, и он отвёл свой взгляд в сторону. Далее я старался демонстрировать свой интерес не столь явно.

Только убедившись, что произнесенная речь произвела на присутствующих должное впечатление, он перевёл разговор в другое русло.

- Почему вы еще живы? Почему я не отдал вас под топор палача? - резко спросил царь.

В ответ ему послышалось гробовое молчание узников. Я изо всех сил пытался изобразить напуганное состояние, чтобы не выделяться из пьесы. Нельзя же сказать государю, что наша жизнь, наш арест, да и пребывание здесь происходят оттого, что он нуждается в наших услугах. В подобных случаях нужно отдавать инициативу говорящему, или твоя голова станет первой в нашей компании отделенной от шеи. Властьдержащие не любят тех, кто знает больше положенного.

- Я отдам вас палачу! Или... - он выдержал паузу, - мы договоримся, и вы принесёте пользу своему отечеству. Что скажете? Согласны?

На мгновение меня поразила прямолинейность царя. Обычно он был более осторожен в выражениях, более хитроумен, изворотлив. Вероятно ситуация не располагала к длинным разглагольствованиям. Наступила тишина. Я обратил внимание на лица спутников. Выражение страха и обречённости начало медленно сменяться удивлением, а затем интересом и надеждой. Умирать не хотел никто, включая меня, и слова царя дарили надежду.