Александр Дёмышев - Тихий океан… лишь называется тихим

– А зачем? У Гиля Давидовича опыт ого-го.

– Кто вам диагноз ставил? Муж?

Варвара Петровна молчала. Фрося, чуть повышая интонации, продолжила:

– Вы обращались по поводу рака груди к специалистам? К кому-нибудь кроме мужа?

– Да говорю же, он очень опытный врач, Фрося! Но, конечно, мы перепроверили диагноз, возили снимки рентгеновские в Читу.

– Кто возил?

– Гиль, – выдохнула Варвара Петровна.

– К каким именно специалистам возил? – не унималась Фрося.

– Не помню, два года прошло, да и не интересовалась я. Да хватит уже, уходи, Ефросиния. Уходи! – Варвару Петровну трясло, как при ознобе.

– Онкология – не шутка! Там же обязательна биопсия и последующее лечение. Вам анализ вообще делали? Это ведь не так вот запросто: рентген и сразу под нож!

– Про-ва-ли-вай, – на щеках хозяйки блестели крупные слезинки, в волнении она поднялась. Последовавшая её примеру Фрося уже почти кричала:

– Вы знаете, Гиль Давидович оперировал моего отца, и тот умер во время операции. Можно сказать, ваш муж его зарезал!Так вот, вскрытие показало, что особой необходимости в операции не было! Ваш муж убедил его оперироваться, а потом…

– У-би-рай-ся! – шипела хозяйка, выталкивая единственной рукой надоевшую гостью. Но та, вцепившись в косяки, задержалась в дверях.

– Я ухожу, Варвара Петровна, но вначале задам последний вопрос. Ответьте на него честно сами себе. Пожалуйста! Ответив, вы, возможно, многое поймёте!

Натиск Варвары Петровны чуть ослаб, а Фрося продолжала:

– Один вопрос, и я ухожу! Не мне нужен ответ, вам!

Сильная рука хозяйки обмякла, опустилась.

– Что ж, спрашивай…

***

– Вот, мама, знакомьтесь, – широкоскулый, короткостриженый, высокий парень с комсомольским значком на груди смущённо улыбался. – Это Варя.

Из-за его плеча выглянула ещё более смущённая, укутанная шалью девушка. Протянув ошарашенной маме ладошку, молвила тихонько:

– Очень приятно. Здрасьте.

– Ну, здрасьте, – мама парня не знала, что и сказать, долго смотрела на протянутую белую ладошку, затем сообразив, пожала её. – Что ж, проходите, Варя, поужинайте с нами. Егор, что ж ты? Веди гостью к столу.

Молодые уселись на массивную лавку у тёплой печки, их взгляды переплелись, и, кажется, они ничего больше не видели. Не замечали и маминых причитаний, когда та суетилась, раскладывая по тарелкам макароны:

– Вот, не обессудьте. Что ж, как говорится, чем богаты… Сами понимаете, время-то какое… Война!

У Вари был отменный аппетит, она еле сдерживала себя за столом: ещё бы, в бараках тогда все голодали. С фотографии, прибитой к стене, взирал на них глава семьи – отец Егора, ушедший на фронт…

Она прибыла в Киров в сентябре 1941-го. Варю, вчерашнюю школьницу, вместе с другими эвакуированными отправили за город. Там, возле деревень, приютившихся между Вяткой-рекой и лесом, возводился военный завод. Местность та называлась Филейка. А возводимый завод должен был как можно скорее начать выпуск оборудования для самолётов фронтовой авиации.

Длинные наспех сколоченные бараки тянулись вдоль ухабистой дорожки, именуемой Филейским шоссе. В бараке – по четыре комнаты, в каждой – буржуйка и нары в два яруса на семьдесят человек. Сказать, что кормили плохо – значит, ничего не сказать. Хватало и бытовых трудностей – где подмыться, как постираться; даже в туалет сходить при такой скученности – проблема. Но главное – голод, он затмил собой всё. Живот стонал постоянно. Жидкая похлёбка в заводской столовке не насыщала, а хлебные карточки всегда проедались слишком быстро.

Работа тяжёлая, совсем не женская: копали они бригадой траншеи под фундамент. Долбили землю, кидали лопатами и таскали носилками с утра до вечера; так, что руки отваливались. Варя осунулась, похудела. Даже её не по годам крупная девичья грудь словно сжалась, хоть и осталась такой же упругой. Личико же, заострившись, пожалуй, даже похорошело. В другое время это личико с алыми губками, гладкой белой кожей и бездонными тёмными глазами будоражило бы сердца заводских парней. Но голод и изнуряющая работа – не лучшие союзники амурных дел.

Запал на Варю лишь Егор, местный комсомольский вожак. Жил он после того, как отца забрали на войну, вдвоём с мамой. Егор был единственным ребёнком в семье, что в то время являлось большой редкостью. Молодые как-то быстро сошлись, и дела Вари пошли на поправку. Семья Егора, как почти все местные, держала корову, курей; имелись и запасы овощей с огорода. Так что взял Егор шефство над бедной переселенкой, подкармливал её. А когда стукнуло той восемнадцать – с мамой познакомил, невестой назвал; начал и в гости, и в баньку приводить, чтобы девушка могла как следует вымыться да постираться.