Эдисон Маршалл: Мир приключений, 1918 № 02

Ханкъ откинулъ назадъ голову, какъ степной жеребецъ. Онъ уже не былъ молодъ годами, но еще слишкомъ молодъ для того, чтобы съ нимъ можно было безнаказанно разговаривать въ такомъ тонѣ.

— Хотѣлъ бы я знать, откуда вы все это знаете, любезный, — отозвался Ханкъ, глядя въ сторону.

— Ну, слушайте, Петерсъ, — возразилъ Хессъ, — не позволяйте себѣ подобныхъ выходокъ со мной; вѣдь я хотѣлъ только сказать, что никто не долженъ вмѣшиваться въ это дѣло. Всѣмъ извѣстно, что вы и старый конокрадъ Севиръ были пріятели, а это одно уже возбуждаетъ противъ васъ подозрѣніе.

— Въ самомъ дѣлѣ? — вызывающе спросилъ Ханкъ. — Ну, такъ я вамъ скажу, что и мнѣ ничего не стоитъ навлечь на васъ подозрѣніе въ томъ, что вы… Посмѣйте только утверждать, что я не могу по чести и совѣсти справедливо оцѣнить поступки и дѣйствія каждаго человѣка, будь онъ мнѣ другъ или врагъ!

Оба они впились другъ въ друга глазами. Можно чѣмъ хочешь поручиться, что стойкій и смѣлый взглядъ сѣрыхъ глазъ стараго Ханка не опустился первый подъ дерзкимъ взглядомъ тусклыхъ черныхъ глазъ Хесса.

— Не знаю, зачѣмъ вы подымаете такой шумъ изъ-за пустяковъ, Петерсъ, — замѣтилъ Хессъ. — Я выѣхалъ сегодня, только чтобы быть свидѣтелемъ того, что справедливость восторжествовала, какъ'того требуетъ законъ. Положительно не понимаю, почему вы такъ яро на меня ополчились.

Послѣ этихъ словъ онъ сталъ для меня еще болѣе ненавистенъ. Онъ хотѣлъ задѣть старика Ханка, когда думалъ, что это пройдетъ ему даромъ, но какъ только старикъ показалъ — ему зубы и глухая угроза глянула на него изъ смѣлыхъ сѣрыхъ глазъ, онъ сейчасъ же поджалъ хвостъ и перешелъ на примирительный тонъ.

Старикъ, однако, не позволялъ съ собой шутить; онъ подъѣхалъ вплотную къ Хессу и сказалъ:

— Вотъ что, пріятель: я имѣю сказать вамъ еще кое-что. Развѣ вы не знаете, что здѣсь, въ преріи, бываютъ всякіе несчастные случаи съ такими большеротыми и самонадѣянными парнями, какъ вы. Вѣрный признакъ бѣды — имѣть такую пасть, какъ ваша. На вашемъ мѣстѣ я отростилъ бы себѣ усы и бороду, чтобы скрыть ее.

Хессъ готовъ былъ вскипѣть снова, но Ханкъ ударилъ его довольно дружелюбно двумя пальцами по плечу.

— Ну, ну, Хессъ! Вѣдь я же знаю тебя давно и знаю, чего ты стоишь. Что ты мнѣ ни говори, а всѣмъ намъ хорошо извѣстно, что ты имѣешь зубъ на Чотку Севира, съ тѣхъ самыхъ норъ, какъ онъ прошлымъ лѣтомъ отдѣлалъ тебя. Онъ тогда порядкомъ проучилъ тебя, и за дѣло. И если ты теперь обвинилъ его въ убійствѣ и натравилъ на него судъ, такъ я ужъ лучше поѣду домой и займусь своими дѣлами, а не стану смотрѣть на это нечестное дѣло.

Но тутъ вступился Билли Руссель, нашь четвертый спутникъ.

— Что онъ его убилъ, такъ это вѣрно, Ханкъ, — сказалъ онъ. — Мнѣ очень тяжело говорить объ этомъ, но Чотъ сознался двумъ парнямъ изъ Сквэръ-Бютта. Жаль только, что этотъ Хессъ былъ единственнымъ свидѣтелемъ этого дѣла.

Тогда Ханкъ обратился прямо къ Хессу:

— А какимъ это образомъ ты очутился тамъ? — спросилъ онъ.

— Я отправился навѣстить Шаффера и заночевалъ у него. Вы несправедливы ко мнѣ, утверждая, будто я хочу выместить на Чоткѣ свою прошлогоднюю обиду. Я случайно видѣлъ, какъ все это произошло, — вотъ и все. Грязное это было дѣло, подлое убійство безоружнаго человѣка. Шафферъ не имѣлъ даже возможности защищаться. У меня не было при себѣ ружья, чтобы защитить его, и кромѣ того, я боялся за собственную жизнь. Вы, конечно; знаете, что я не имѣть основанія любить Шаффера; я былъ ему долженъ извѣстную сумму, а онъ имѣлъ привычку постоянно напоминать мнѣ объ этомъ долгѣ; вотъ я и отправился къ нему, чтобы уговорить его позволить мнѣ отработать ему эти деньги какимъ-нибудь способомъ.

— Хмъ! — промычалъ Ханкъ. Я съ своей стороны тоже дважды сдѣлалъ:

— «Хмъ».

Что онъ явно лгалъ на Чота, всѣ мы невольно чувствовали и понимали. Но и онъ понималъ, что теперь его врагъ въ его рукахъ, и что если ему удастся провести свою хитрость до конца и надуть судъ, то черезъ два часа судьба Чотки Севира будетъ рѣшена.

Въ виду этого онъ молча глоталъ все, что мы ему подносили, и старался только объ одномъ — выказать себя безпристрастнымъ и честнымъ свидѣтелемъ. И вотъ онъ подскакиваетъ къ Русселю и ѣдетъ между мной и имъ, въ то время какъ старикъ Ханкъ выскакалъ немного впередъ.

— Послушай, Билли, — обращается онъ къ моему спутнику.

— Меня зовутъ Руссель, — поправляетъ его Билли.

— Ну да, конечно, — согласился Хессъ, глотая и эту пилюлю. (Никогда не забуду, каково мнѣ было однажды, когда я впервые заправилъ себѣ въ ротъ комъ жвачнаго табаку, и одна молодая лэди, которая мнѣ тогда очень нравилась, подошла ко мнѣ и заговорила со мной; мнѣ ничего болѣе не оставалось какъ проглотить свою жвачку. Но эта моя жвачка крѣпкаго табаку была настоящей шоколадной пастилкой въ сравненіи съ тѣмъ, что теперь приходилось проглатывать Хессу). — Конечно, — повторилъ голландецъ, — васъ зовутъ Руссель, кто же этого не знаетъ. Ну такъ вотъ, Руссель, я положительно не понимаю, почему Ханкъ такъ накидывается на меня…