Петр Гнедич - Мир приключений, 1927 № 08

— Железо, вишь, достает! А для ча те железо? Ножи да мечи делать, чтоб православных губить. Тех, кто за Христа стоит… Цепи куют, чтоб православных узами терзать! Так и в писании сказано… Известно… Оружие себе Антихрист готовит… А в нутро-то гор лезут, чтоб нечистые народы Гогу и Магогу оттеда осломонить! В горах эфтих каменных, по приказу господню, народы энти нечистые заключены на веки вечные… А как нечисть эту богопротивную выпустят, — застонет Русь православная, матушка! И до второго пришествия стонать будет! И раздаст Антихрист Гоге и Магоге ножи и мечи… и почнут они…　

— Ты тут о чем это, божий старичок, речи ведешь? А? — спросил подозрительно подошедший капрал.

— Про житье-бытье горькое ребятам сказываю… хошь, и ты послухай, — пробормотал, несколько смутившись, старик.

— То-то… смотри! Зря не болтай чего… А то лопатри скручу, да к воеводе… — проворчал капрал.

— Далече еще до Урала то? — вдруг спросил он.

— Коли вскачь поскачешь, в два дня доспеешь, а коли так, на четвереньках, — так и в неделю не доползешь — сухо ответил старик, не подымая глаз на капрала.

— Сидорыч! — подь-ка, — крикнул конвойный, возившийся около подводы.

Капрал заковылял к подводам. Старик помолчал, оглянулся, и тихим шопотом продолжал:

— Жили мы там в скитах, голубь ты мой!.. Старой веры мы, истинно православной. Двумя перстами крестимся!.. И старик набожно перекрестился. — Жили мы там тихо и мирно, в чащах лесных, у рек чистых, текучих, говорливых… Вдали от дьявольской суеты… Жили, спасались, за Русь святую господу Исусу Христу и Пречистой его матери молились. Души свои от сетей дьявольских спасали… И наслал господь нам испытание велие. Принесла к нам сила дьявольская пса адова, — Нелидова — энтого Никитку… По приказу, говорит, царскому… А ведомо нам, кто царь то… Антихрист Петр Самозванец, немецкий в…. Все, говорит, мое: и горы, и леса, и реки, что на земле, и что под землею, — все мое. — Сказал он сие и почал он леса рубить, горы рвать, нутро земли терзать! Труб настроил адовых, что огнем денно ношно дымом смердят, да небо божье коптят… Нарушил он спокой земли-матушки. Стоном застонала она, горы и леса, небеса господни дымом помрачились, да копотью. Православных нагнал тысячи тысяч!.. И все в вервиях… Вот, как не вы… Да в цепях железных… Озверел Никитка пес… и люди те озверели! Дотоле была у нас в горах тишина да благоденствие. А как он пришел, убийства пошли, татьба, мятежи… Острогов настроил, и сидят там ноне не люди — не звери, цепями и кольцами скованные.

— Застонали, голубь ты мой, горы Уральские от воплей человеческих да проклятий!.. А нечистые народы те, Гога да Магога, в недрах горных восплескали дланями, возликовали. Слободу, вишь, псы, нанюхали! Волю! Сам слышал, видит бог, — слышал, как горы внутри гудут, — как народы хвалу Антихристу возносят…

— Сбегу!.. Ей богу, сбегу!.. — прошептал парень, подымаясь на локти и широко раскрытыми глазами смотря на старика.

— Беги, голубь, беги!.. — быстро заговорил старик. — Наших, вишь, кто помоложе, всех сковал, цепями спутал и в работу пустил… А стариков, как я, вовсе выгнал… Вот я и иду!..

— Куды ж ты, дедко, таперя? — спросил кто-то.

— Таперя иду, голубь, мученический венец восприять! На Русь иду… Войной иду на Антихриста! На самого Антихриста — обличать буду пса смердящего!..

И старик вдруг встал во весь рост. Выпрямился. И вырос, словно великан какой. В его глазах горел будто огонь какой, — и с изумлением смотрели на него его слушатели, даже креститься начали.

НИКИТА Петрович Нелидов сразу открыл глаза, быстро присел на кровать и обернулся к окну. Оттуда глянул на него предрассветный сумрак. Ночное небо уже бледнело. И на нем еще дрожали последние звезды. Нелидов быстро сбросил одеяло и спустил жилистые сильные ноги на медвежью шкуру.

В горнице было темно. — Только лампада слабым, неверным, мигающим светом озаряла суровый лик темного Спаса и робко поблескивала на самоцветных камнях его венца, на серебре и золоте его риз.

Нелидов повернулся к иконе, и на его жуткое лицо — лицо фанатика-аскета — упали слабые блики. Слабо блеснул его высокий лоб с резкими морщинами и впалые щеки. Выделились густые черные, уже седеющие брови, и из мрака нависших бровей остро сверкнули суровые глаза. Жидкая бородка не скрыла строгих линий сильного, сухого подбородка. Сквозь усы видны были прямые, сжатые губы…

Нелидов с неудовольствием посмотрел на мигающую лампаду. Непорядок увидел. Он поднялся, подошел к иконе, неторопливо поправил фитиль лампады, опустился голыми коленями на вязаный коврик и стал молиться. Его тонкие губы шептали невнятные слова. Сильная рука клала широкие кресты. Голова слегка касалась каменных плит. Но в глазах его не было молитвы. Словно думал он о другом, более важном и нужном.