Петр Гнедич - Мир приключений, 1927 № 08

— Стадо, што-ль, гонят? — с недоумением сказал старик.

… Под конвоем десяти инвалидов ползла по дороге огромная толпа мужиков; сзади тянулись подводы. Мужики, все молодые, были связаны и еле передвигали запыленные серые ноги. Они были в лохмотьях, кто в стоптанных лаптях, кто босиком, кто в шапке, а кто и так… Одноцветные, серые, они сливались в одно мутное пятно… Словно грязное тесто ползло по дороге… Они подошли ближе, и тогда в толпе замелькали человеческие лица. Пот с пылью бороздил черными полосами обожженные лица. Тускло поблескивали воспаленные глаза. Открытые рты ловили воздух и глотали пыль.

Не лучше были и конвойные, — и они еле передвигали ноги, и они задыхались в пыли. Начальник этой команды, старый однорукий капрал, мешком сидевший на косматой деревенской лошаденке, тоже изнемогал от зноя и пыли.

Старик долго смотрел на это стадо связанных людей… и вдруг быстро, быстро стал креститься.

— Господи милостивый! Еще го-нют! — прошептал он.

— Стой! Привал! — захрипел старый капрал, увидев ручей. И человеческое стадо вдруг метнулось к воде. Конвойные были смяты, отброшены… Люди со связанными сзади руками, давя друг друга, падали на землю грудью, опускали свои головы в воду и пили… пили… пили, не замечая того, что замутился глиной и грязью кристалл веселого ручья.

Капрал завертелся на своей лошаденке, замахал рукою, что то кричал, хрипел, ругался, видно. Но слабый голос его потонул в стонах и воплях обезумевшей толпы. Тогда и он, махнув рукой, тяжело слез с лошаденки и тоже жадно приник к холодной грязной воде.

По его приказанию, конвойные поили обозных лошадей и потом поливали их мокрые, потные головы.

Развязали пленников и стали раздавать им краюхи хлеба…

Капрал подошел к одной подводе и озабоченно поднял шинель. Тяжелый запах гнили ударил ему в лицо. Он отшатнулся. На подводе лежало пять трупов. Страшные, почерневшие лица, стекляные открытые глаза, по которым ползали жадные золотистые мухи…

— Куда ты, Сидорыч, падаль эту волочишь? Эва! Как провоняли! — сказал конвойный, — сбрось их!

— Сбрось! — проворчал капрал: — Эх, ты! А кто за них отвечать будет? Ты?.. По счету принял, по счету и сдать должен… по воинским регулам!

— Да не довезешь! Смотри… Вишь, разварились как! Пятый день ведь тащим… А кака теплота!

— Хучь кости довезу, — упрямо сказал капрал и торопливо покрыл шинелью трупы.

— Этта куда ж вас гонют? — шопотом спросил старик молодого парня, который лежал около него и неподвижными глазами смотрел в голубую высь.

Парень не отвечал.

— Куды гонют, — отозвался другой, — сказывают, в горы, железо, вишь, копать…

— К заводам нас приписали, — сказал угрюмо третий.

Старик глубоко вздохнул и перекрестился.　

— Далече до гор то?.. Уж вторую неделю мучаемся. Народу что передохло… животина тоже. Как город, так покойников и сдаем… десятка два уж сдали.

— Горы те скоро увидишь, — тихо ответил старик. — Вот как поле минуешь, да лес пройдешь — тут их и увидишь… Словно тучи черные станут горы те на краю, где небо с землею сходится… горы те Уральские, — сказал старик и замолчал.

— Знаю я эти горы, — тихо заговорил он опять, наклоняя свою белую голову. — Сам оттуда бреду… Вынес господь из ада кромешного, голубь ты мой! Гиена там огненная!.. Горы те… Царство сатанино!.. и царствует там Нелидов Никитка… зверь сущий во образе человеческом! Верный раб Антихристов! Православных в железах держит… Одних к печи огненной прикует, — те день и ночь в огне горят. Других под землю угонит, — те света божьего не видят… До пупа земли, вишь, рсется… Землю матушку терзает!.. Горы сверлит!.. Леса зеленые с плеча рубит! Реки светлые городит да мутит! Все он, пес адов, возмутил. Небо дымом коптит… Солнце тьмой застилает.

— Почто же он энто? — спросил парень, поворачивая свое лицо к старику.　

— А так… по приказу Антихристову, значит… Ему, вишь, сам Антихрист приказал… Петр Самозванец… Антихрист чортов, слуга дьяволов… ему приказал, а он сполняет.　

Страстный топот старика привлек еще несколько слушателей. Подползли. Слушают. Затаив дыхание, слушают… И все громче, вдохновеннее делается речь старика.