Владислав Занадворов - Медная гора

Теперь Андрей Михайлович с нетерпением ждал известий от своего помощника, а сам тем временем проводил небольшие рекогносцировочные маршруты и заканчивал геологическую съемку обследованного участка.

Как-то вечером пришел Зверев. Видя, что экспедиция обходится без его помощи, он теперь целыми днями бродил по смолкшему лесу, стрелял доверчивую птицу, выслеживал ленивых, отъевшихся на ягоде медведей. Лицо старика почернело от копоти дымных костров, немытые, обожженные порохом руки огрубели, а сам он раздался в плечах, посвежел, как будто сентябрьский студеный воздух на много лет омолодил его.

Зверев скинул со спины убитого медвежонка, снял кожаную сумку, набитую доверху дичью, и крикнул столпившимся рабочим:

— Айда, ребята, на ту вон горку. Там подле ручья увидите: березка заломлена да ветки кругом понатыканы, а под елкой, что рядом, добыча спрятана. Медвежонок да еще птицы прорва. Ешьте досыта, старика вспоминайте.

Рабочие не заставили себя упрашивать. То и дело наклоняясь на ходу и срывая гроздья крупной брусники, они скрылись в лесу.

Зверев стянул с ног промокшие порубни, развесил перед огнем портянки и, наслаждаясь отдыхом, прилег на росистую траву.

— Уф, намаялся! — сказал он, увидя подошедшего Корнева. — Все тропки-тропиночки следами переметил. Теперича отдохнуть бы дней пяток.

— Ну, отдыхай, отдыхай, — безразлично проговорил Корнев.

— Да не усидеть мне, опять в лес потянет. — И старик стал рассказывать о перелетающей птице, о пожелтевших деревьях, об ущербленном месяце, который, словно барометр, предсказывает холодную погоду. Но Корнев не слушал его; он был занят собственными мыслями. Он ждал известий от Бурова, но тот, очевидно, не спешил с сообщением безрадостных вестей. Вдруг его слуха коснулось удивительно знакомое слово, которое он сам повторял по десять раз в день.

— Что… что ты говоришь? — оторвался Андрей Михайлович от своих дум.

— Говорю, что эти самые валуны нашел… Бо-га-атые валуны, — хитро улыбнулся старик.

— Где нашел? Когда? — встрепенулся Корнев.

— Да намедни, когда за дичью ходил… Я, чай, понимаю, что работа к концу близится, все хожу и на стороны поглядываю.

— Где нашел? Говори!

— Верстов двадцать к заходу отсюда будет.

— На западе? Близ водораздела? — удивился Корнев.

Это опрокидывало все его расчеты. Неужели рудные валуны, после длительного перерыва, снова появляются в том же направлении, на много метров выше, чем предполагаемая отметка Медной горы?

— Может, сходим как-нибудь? Посмотрим? — улыбнулся в усы старик.

— Посмотрим. Обязательно посмотрим.

Никита неистово гнал оленей. Он выехал на рассвете, не отдыхая, ехал до полудня и после часового перерыва снова погонял измученных животных. Олени спотыкались, бежали вразброд, но длинный хорей в искусных руках погонщика свистел над их головами, и они снова напрягали усталые мышцы.

На одном из крутых поворотов сани с разгону ударились о камень. Гнутый полоз треснул, разломился по сучку. Никита на минуту остановил оленей. Сыромятным ремнем он перекрутил треснувшее дерево и помчался дальше.

Под вечер один из оленей окончательно выбился из сил. Он задерживал бег всей упряжки. Никита с жалостью смотрел, как тяжело поднимаются его бока, как спотыкаются тонкие сильные ноги о цепкие узловатые корневища. Но упряжка бежала все тише и тише. Никита выскочил из саней и на ходу обрубил постромки. Олень замертво рухнул на землю. Никита выхватил из-за пояса нож и по самую рукоятку вонзил его в шею оленя. Кровь забулькала в горле животного. Никита на бегу заскочил в сани.

Лес потемнел. Вечерняя мгла застилала деревья. Но Никита по-прежнему погонял оленей. Ему постоянно приходилось соскакивать с саней и, отыскивая потерянную тропу, бежать впереди упряжки. Олени не должны останавливаться. Если они встанут, то не смогут больше бежать: так устали они за сутки беспрерывной езды.

Ночь уже подходила к концу, когда сквозь черную решетку леса Никита разглядел вдалеке светлые расплывчатые пятна. Это блики луны тускло блестели на полотнищах палаток. Никита еще раз ударил хореем обессилевших животных и вылетел на середину поляны. Лагерь безмолвствовал. Но уже через минуту из палаток стали вылезать сонные, неповоротливые люди. Поляна оживилась. Никита попытался слезть с саней, но онемевшие ноги подкосились, и его подхватили чьи-то сильные руки.

— На-ка, выпей!

Корнев склонился над ним и протянул флягу со спиртом. Никита сделал несколько глотков, отер рукавом запекшиеся губы и возвратил флягу.