Алексей Шаманов - Ассистент

С покровительствующим ему Сенковским он разругался из-за Великой Китайской стены. Кабинетный петербуржец отказался признать, что «стена эта сделана с целью еще более возвысить скалы и тем защитить страну от северных ветров и холода», а не для защиты от врагов, для чего было бы достаточно перегородить ущелья. Озлобившемуся на издателей Черепанову Тунка пришлась по душе, и здесь-то с ним произошел случай, проливающий свет на всю последующую деятельность Алибера с момента его первого отъезда в Европу.

Однажды к начальнику пограничного отделения пожаловали местные охотники буряты с просьбой одолжить им свинца Большой нойон должен понять их положение и не дать пропасть. Желая остаться другом местного населения, но не имея больших запасов свинца, Черепанов снял со стенных ходиков свинцовые гири, для красоты обжатые листовой медью, и, решив разыграть наивных гостей, сказал, что добудет свинец из красного металла. Приняв слова нойона за чистую монету, охотники ушли с мыслью, что русский начальник знается с всесильными духами. Слух о русском шамане распространился по улусам, и вскоре к Черепанову явился еще один гость. Из охотничьего торока он извлек темные куски минерала и объявил, что это тоже свинец и его у бурят большая гора, вот только растопить его не удается. Но если уж нойон сумел получить свинец из меди…

Кое-что в горном деле Черепанов смыслил и понял, что перед ним графит Наездами бывая в Петербурге, знал он и то, что плавильные тигли из графита казна и золотодобытчики Сибири завозят из Англии, терпя при этом большие расходы. Это и заставило его побывать на Ботоголе, а позже и застолбить месторождение. Но сначала кондовый литератор приказал крестьянину Кобелеву нарубить той руды тридцать пудов, после чего она была доставлена в Иркутск. Увы, Тельминская фабрика, изготовлявшая огнеупорные горшки, забраковала пробу. Поверхностный знаток, Черепанов не мог догадаться, что графит взят с первичной оголи, где природные катаклизмы смешали его с известняками и песком. Алибер был посмышленей и, узнав от Черепанова о Ботоголе, понял — вот он шанс, который надо использовать во что бы то ни стало. И несколько лет продолжалась игра. Заодно и тайные походы в Тунку.

Не в интересах Алибера было посвящать казака-литератора, над странными вымыслами которого посмеивалось ученое общество Иркутска, в свои замыслы. Между тем Черепанов, отправившись в 1846 году в очередной раз в Петербург, чтобы скрестить клинки с Бароном Брамбеусом и оставить в газетах свои статьи, захватил с собой образцы графита, надеясь, что казна согласится выкупить его участок. Хотя бы дорожные расходы таким образом оправдать. Однако министр финансов Вронченко не принял его предложения.

Наконец-то Алибер дождался своего часа. Всего за триста рублей выкупил он у Черепанова месторождение, стоившее миллионы. Черепанов полагал, что и он не внакладе. Посмеиваясь над кутилой-французом, он был уверен, что иркутская негоция рано или поздно оберет его до нитки. Черепанову позже пеняли, что за триста рублей он продал Алиберу семь помещичьих поместий. К счастью, казак был набожен, следовательно, видел в происшедшем промысел Божий и не роптал на судьбу.

Алибер тоже не чужд был веры, обладал горячностью изворотливого гасконца, но, как Штольц из «Обломова», отличался расчетливостью и упорством при реализации своих намерений. Тщательно была подобрана партия рабочих, закуплено необходимое снаряжение, и Алибер с передовым отрядом разбил лагерь у подножия Ботогольского гольца. Ожидания его начинали оправдываться: графита было много, хотя и не лучшего качества. Впрочем, среди карандашного камня попадались отличные образцы, что вселяло надежду на жильные пласты. Ясно стало и то, что обустраиваться следовало на годы.

Два сезона непрерывной работы ощутимых результатов не принесли. Графит выпиливали, складывали штабелями, но качеством он не радовал. Рабочие роптали на продуваемые насквозь бараки, откуда зимой страшно было взбираться по крутизне увала на голое плато, где ничего не росло — пояс тайги оставался ниже, а на гольце свирепствовали арктические ветры После мучительных раздумий Алибер понял, что надо играть ва-банк или свертывать предприятие. Он решил рискнуть.

За короткий летний сезон француз впрок завез на рудник продукты, инструменты и запасы взрывчатки, одновременно развернув уже капитальное строительство. На берегу речки у подножия Ботогола появились ферма и скотный двор, был разбит огород и отстроен вместительный дом. Алибер не поскупился закупить породистых коров, заржали в конюшне лошади, птичий двор огласился заливистым пением петуха, а для полного уюта были завезены собаки и кошки.