Анатолий Полянский - Десять процентов надежды

У Гринько вновь засосало под ложечкой. Он закрыл глаза и на минуту забылся.

Вскоре гость насытился. Вытерев платком губы, он пробурчал что-то вроде благодарности и, закурив, проговорил:

— Ну, докладывайте! Я недостаточно изучил узбекский язык. Говорите по-русски, так привычнее. Впрочем, нам никто не помешает… — И гость удобно откинулся на подушки, услужливо придвинутые хозяином.

— Плохо, господин, совсем плохо. Людей мало-мало осталось, да и…

— Что? — повысив голос, перебил гость. — Вы же говорили, что по первому вашему зову под святые знамена ислама встанут сотни дехкан!

— О, аллах, — смущенно отозвался Осман-курбаши, — время пришло другое. Проклятые большевики, да упадет гнев аллаха на их голову, землю оборванцам дали. Много земли. Слышали?

— Земельно-водная реформа? Знаю. Теперь-то как раз и время поднимать народ. Сейте слухи, что коммунисты дали землю, чтобы весь урожай забрать себе.

— Уборка началась, господин. Никто не отбирает. Дехкане верить не будут.

— А вы на что? Надо вести провокационную работу. Организуйте небольшие отряды, летучие группы. Под видом ГПУ отбирайте у населения хлеб, хлопок. Уничтожайте все. Ясно?

— Конечно, господин, но…

— Что? Опять денег?

— Деньги тоже нужны. Народ бедный-бедный стал. Оружия мало осталось. Людей кое-как найдем, а вот…

— Послушайте, Осман, не валяйте дурака. Того, что у вас есть, вполне достаточно.

— Клянусь аллахом, Осман ничего не имеет.

— Что за чушь? Вам же Ахмед-бек передал.

— Нет, нет, господин! Плохо вышло. Аллах призвал нашего Ахмед-бека очень рано. Не успел он своего верного друга Османа видеть… Платок вышить приказал. План.

— Восточные фокусы! — недовольно фыркнул гость.

— Правда ваша, господин. Темные люди здесь. — Осман-курбаши заискивающе улыбнулся. — Упустили платок. Красные взяли.

— О черт! Как же вы допустили? — Гость сердито швырнул на землю недокуренную сигарету. — А где же сейчас это рукоделие?

— Большевики в горы пошли. Сейчас идут. Хотят тайник найти.

— Много их?

— Нет, господин. Трое, всего трое.

— Почему же вы до сих пор их не схватили?

— Нельзя хватать, плохо хватать, господин. Они тайник знают. Больше никто. А план попортить можно. Мы хотели раньше его достать, но…

— Что за чепуха! Да попадись они вам в лапы, неужели бы не смогли заставить их говорить?

Осман-курбаши отрицательно замотал головой:

— Никак, господин. Плохо большевиков знаете, совсем плохо. Бить можно, резать можно, говорить заставить нельзя. Мы за их караваном смотрим, все время смотрим. Пусть ищут тайник. Знать тогда будем. Потом можно схватить, а пока нельзя. Свой человек там. Плохо-плохо им делает. Большевика помог взять, — кивнул он в сторону Гринько.

— Неосторожность. Красные всполошатся. Искать станут. Пойдут по вашим следам. У них это с большим шумом делается. Так называемое товарищество, — последнее слово гость произнес нараспев, с издевкой.

— Не бойся, господин, — поспешил успокоить гостя Осман-курбаши. — Для них он мертвец, сразу мертвец.

— Как так?

— Горцы знают, как делать. Немножко барана режь. Кровь с собой бери. Ка́пай, где надо. Пропасть рядом…

«Значит, хлопцы думают, шо я сгинул», — мелькнуло у Гринько. Сердце невольно сжалось. Если раньше у Миколы теплилась надежда на то, что друзья придут на помощь, то теперь она рухнула. Рассчитывать приходилось только на свои силы.

Между тем разговор в юрте принимал другой оборот.

— Довольно! — резко перебил гость Османа-курбаши, все еще рассказывающего о том, как тонко было инсценировано убийство Гринько. — Надо действовать. — Он вытащил из-за пазухи карту и расстелил ее на коленях. — Вот перевал Ак-Байтал… Гора Музкарабол. Здесь тайник. Я хорошо знаю эти места и сам поведу вас кратчайшей дорогой. А этих двух оставшихся убрать!

— Будет сделано, господин! Наш человек сигнал получит. Будет знать, что делать.

— Собирайте людей, да поживее! — приказал гость, поднимаясь.

Осман-курбаши выглянул из юрты и позвал кого-то из басмачей. Что он ему приказал, Гринько не понял, но через минуту юрта опустела.

«Шо ж робыть? — мучительно думал Гринько. — Неужто погибать?» Он даже застонал от бессилия. Рванул руки, но веревки только сильнее впились в тело. Микола уронил голову, и впервые слезы отчаяния выступили у него на глазах. «Не вырваться! Неужто не вырваться!..»

Мутным взором обвел юрту. Взгляд задержался на костре. Языки пламени лениво поднимались кверху. Сизый дымок медленно плыл к потолку, где было проделано круглое отверстие. И тут у Гринько мелькнула отчаянная мысль: костер! Единственное средство. Он осторожно огляделся. Ничего подозрительного. Никто не следит. Перекатываясь с боку на бок, он стал продвигаться к центру палатки. Каждое движение вызывало нестерпимую боль. К горлу подкатывала тошнота.