Антон Ульянский: Мир приключений, 1925 № 03

Бывший священник говорил с увлечением, в его заглушенном голосе слышались нотки, которые, признаюсь, находили во мне отклик. Я снова налил ему немного водки.

— И вот, — возбужденно продолжал он, — я знал человека, который добровольно заразился проказой, чтобы спастись от каторги… Он умер два года тому назад. После восьми лет каторжных работ его вышвырнули на Карантинный остров.

Это был лихой парень, один из тех самоуверенных апашей, которые и на каторге продолжают разыгрывать из себя главаря шайки. Непокорный, постоянно протестующий. Попугай — такова была его кличка — после кровавых побоищ отсиживал в одиночной камере, три месяца пробыл в карцере за оскорбление начальства, во время отбытия наказания был дополнительно присужден к двадцати годам каторжных работ и клялся, что не останется в этой каторжной школе.

Все его попытки бегства кончались жалкой неудачей. Подыхая от голода, он сам возвращался обратно и снова принимался за свои прежние проделки. Однажды утром он поссорился с надзирателем, который угрожал ему револьвером, Попугай взбесился, набросился на надзирателя и так измял его, что тот потом три месяца харкал кровью. Парню прибавили еще шесть лет каторжных работ и отправили в лагерь неисправимых, где обыкновенно скоро умирают, но смерть его щадила. Однажды он попал в партию, отвозившую продукты на Карантинный остров. Когда лодка пристала к острову, Попугай вскочил и выпрыгнул на берег, несмотря на то, что выходить, в виду опасности заразы, было запрещено. Он бросился бежать по острову, сбивая с ног слабых прокаженных, отталкивая сильных. Один из них попытался остановить его и схватить, но он быстро повалил его на землю. Оба они вцепились друг в друга, как собаки, а прокаженные собрались вокруг них и потешались этим неожиданным зрелищем. Можете себе представить эту отвратительную картину, жутко рассказывать о ней!

Двум надзирателям удалось, наконец, схватить Попугая, у которого противник его, свалившийся замертво, едва не откусил зубами нос. Попугая отвезли в Сен-Лорен на Марони, и там он заболел.

Несколько месяцев спустя спина сто покрылась характерными пятнами, и глаза распухли. Врач не решался сообщить ему, что он заболел проказой, но Попугай сказал ему:

— У меня проказа, я знаю, но я сделал это нарочно. Я хотел бы скрыть мои язвы и заразить проказой всю каторгу. Какое это было бы облегчение для вас!

— Это был настоящий дьявол! Такой истории не выдумаешь. Долгие месяцы вся каторга боялась заразиться проказой. Затем о Попугае забыли.

Его перевезли на Карантинный остров. При отъезде из Сен-Лорена он кричал:

— Говорил я вам, что не останусь v вас, ослы вы этакие!

От людей, заслуживающих доверия, и от мясника, снабжающего провизией несчастных обреченных, я узнал, что Попугай по-прежнему остался таким же неукротимым и гордился своим безобразием. Вид его был ужасен, так как у него был особый род проказы, называемой «львиной головой». Вся кожа на лице, вместе с бородой и усами, растягивается и превращается в пузыри, наполненные гноем и кровью. Зрелище кошмарное! Глаза выходят из орбит и слезятся. Вольной слепнет и испытывает страшные мучения. Стричь волосы опасно для парикмахера, и они превращаются в гриву. И у больного, действительно, получается как бы львиная голова, каррикатурная и искаженная.

Попугай впал в бессознательное состояние, и конец его был ужасен. Его принуждены были запереть в конуру. Товарищи по несчастью бросали ему пищу, как собаке. Съедаемый проказой, Попугай в течение трех дней кричал, умоляя о смерти. Однажды утром его нашли мертвым: он задохся, уткнувшись лицом в песок!

Бывший священник замолчал. Он с трудом переводил дыхание… Ночь, была великолепная; против нас, на другом берегу, Альбина готовилась ко сну… Огни на Карантинном острове казались едва мерцающими лампадами… Каторжник тихо прошептал:

— Ах, что за судьба!.. Там, против меня — прокаженные, ад… здесь— позор, горе, забвение… Наверху — это чудное небо… Небо…

Послышался ружейный выстрел.

— Не волнуйтесь, это, вероятно, охотятся за каким-нибудь беглецом… — прибавил он спокойно.